Он подкрадывался к топчану, если она спала, и нашептывал ей на ухо безумные речи, прикладывая к пульсирующей жилке на ее шее холодное острие ножа, водил лезвием по ее груди, сжатой плотным корсажем. Нет, он не станет погружать нож в ее нежную плоть, пока рано... рано. Она еще не испытала всего, что заслужила. Смерть ужасна, но это все-таки конец.
– Я еще не наигрался, – шептал Потрошитель. – Не насмотрелся на тебя. Нам еще не пришла пора расставаться.
Каждый день он приносил в темницу свечу, еду и питье. Свечу приходилось устанавливать высоко, в нише под потолком, чтобы пленница не вздумала устроить пожар. С нее станется, пожалуй!
Он обнаружил эту нишу непонятного назначения случайно, она была глубокой и открывалась наружу. Наверное, ее применяли или в качестве вентиляционного отверстия или для сообщения с соседним помещением. По наружной стене к нише вели выступы, по которым можно было взобраться наверх. Таким образом, если дверь вовсе не открывать, ниша служила бы единственным отверстием во внешний мир. Он еще не придумал, как это использовать.
Когда пленница не спала, развлечение приобретало иной, более острый вкус. Потрошитель рассказывал ей о подробностях будущей смерти. Он грозил, что разрежет ее живьем, вытащит сердце и почки, разложит куски тела по полу, как он некогда сделал с Джейн Келли.
– Ей было всего двадцать четыре года! – злобно шипел он, проводя по лицу и шее узницы лезвием ножа. – А она уже много лет продавала свое тело. Шиллинги, пенсы... какая мерзость! В Уайтчепеле ее звали Черной Мэри. А тебя как зовут, детка? Белая продажная леди?
– Покажи лицо! – вдруг выкрикнула она, пытаясь дотянуться до колпака на его голове.
– У палача нет лица, – усмехнулся он. – И у Потрошителя нет лица. Говорят, что он был то ли врачом, то ли членом королевской семьи, то ли адвокатом. Ходили слухи, что он якобы утонул в Темзе. Утопился! Не стоит верить слухам, детка. Тени исчезают, чтобы появиться вновь. Они путешествуют во времени, приходят и уходят, когда хотят. Тени не имеют лиц! Они не оставляют следов. Все мы в той или иной степени тени. Не только я, но и ты!
Узница отпрянула, пытаясь закрыться от него руками.
– Ты мне не веришь, – продолжал наступать Потрошитель. – Напрасно! Посмотри на себя. Кто ты? Как оказалась в этой каменной клетке? Что? Молчишь? То-то... – Он сделал неуловимый жест, и нож, перевернувшись, блеснул. – Жаль, что великий Шекспир не написал пьесы обо мне! Он создал целую вереницу теней: Гамлет и Офелия, знаменитый ревнивец Отелло, пресловутые Ромео и Джульетта. Кто они все? В качестве кого существуют среди нас? Весь мир знает леди Макбет, а кто вспомнит о тебе, детка, через каких-нибудь полсотни лет?
Что-то неуловимое в интонации, в повадках Потрошителя показалось ей смутно знакомым.
– Денис... – в ужасе прошептала пленница. – Это ты?!
В квартире Адамовых пахло блинчиками и кофе.
Кристина, Ася и Лев Назарович сидели за столом, завтракали. Кристина молча жевала, делая вид, что все в порядке. Девочка под одобрительные возгласы Анфисы поглощала блинчик за блинчиком.
«Какой у нее странный аппетит», – отчего-то подумал доктор, и его настроение окончательно испортилось.
Раньше Асю приходилось кормить с уговорами и едва ли не со скандалом. Теперь картина изменилась. Под влиянием чего? Адамов терзался мыслями о ее дурной наследственности.
Кристина опускала глаза, стараясь не замечать гримас Аси, которая, как только отец отвлекался, делала быстрый и нарочитый жест – тыкала столовым ножом в сторону мачехи.
– Тебе чаю, Лева? – с напускным равнодушием спросила Кристина.
– Кофе.
– Но как же сердце?
– К черту сердце! – взревел, теряя остатки самообладания, доктор. – Все к черту!
Он бросил на стол салфетку, вскочил и вышел из кухни.
Накануне у них с Кристиной состоялся тяжелый, неприятный разговор по поводу Аси. Супруга настаивала, что девочку необходимо показать опытному психиатру, но Адамов и слышать об этом не желал.
– Ты представляешь, какая это травма для ребенка? – возмущенно восклицал он. – Конечно, тебе все равно. Ася ведь не родная твоя дочь!
– У меня не будет своих детей, – вспылила в ответ Кристина. – И ты прекрасно знаешь почему! Разве не ты поставил это условием нашего брака?
– А зачем ты соглашалась?
Кристина не сдержалась и заплакала. Действительно, зачем? Что за радость жить в этом доме полуженой-полугувернанткой, воспитывать чужую дочь и безропотно сносить все оскорбления? Именно так представляет роль своей супруги хирург Адамов.
– Смотри, как бы поздно не оказалось, Лева, – глотая слезы, промолвила она. – Ты уверен, что Ася не вынесет нож за пределы квартиры? Она ходит в гимназию, а там дети. Чужие дети! Поэтому их судьба тебя не волнует. А вдруг она набросится на кого-нибудь из них?
– Ты намекаешь на то, что моя дочь – буйнопомешанная? – взбесился Адамов. – И вот-вот начнет резать всех подряд?
– Это у вас семейное, – пробормотала Кристина.
Что она имела в виду, доктор не понял, но любое толкование было вопиюще безжалостным. Он побелел и сжал кулаки.
– Хочешь меня ударить? Давай! – завопила Кристина.
Она провоцировала мужа, побуждая его к агрессии.
– Папа! – пискнула Ася, врываясь в комнату и бросаясь между ними. – Не слушай ее! Она врет! Она сама убийца! Не связывайся с ней! Она и тебя может убить!
– Ася? – опешил Адамов. – Кто тебе позволил войти? Ты подслушивала?
– Полюбуйся на эту психопатку, – с кривой улыбкой промолвила Кристина. – С меня хватит! Дело дошло до того, что я боюсь поворачиваться к ней спиной.
– А я к тебе! – не сдавалась Ася. – Меня ты не обманешь, как папу!
– Господи, дурдом какой-то!
– Не произноси при мне этого слова! – закричал вне себя Лев Назарович и схватился за грудь. – Не смей!
Кристина резко поднялась и выбежала из спальни. Ася же еще долго рыдала у отца на плече.
После этого разговора у всех осталась тоскливая тяжесть на сердце. Что бы Адамовы ни делали, они чувствовали себя неловко, как чужие люди, некстати проявившие излишнюю откровенность. Напряжение витало в воздухе, едва ли не воочию вспыхивая электрическими разрядами. Вот и сейчас, за завтраком, оно дало о себе знать. Доктор почти ничего не съел и ушел из-за стола. Кристина сидела, опустив голову и сдерживая готовые хлынуть слезы. Ася дожевала блинчик и демонстративно чмокнула домработницу в щеку.
– Спасибо, Анфисочка! Ты так вкусно готовишь!
Одна Анфиса Карповна сохраняла душевное равновесие, впрочем, весьма шаткое. В столь дорогом ей семействе творился разлад, а она ничем не могла помочь.
– Что вы, Кристина Егоровна, цепляетесь к Асе? – возмущенно прошептала она, когда девочка отправилась к себе в комнату. – Лев Назарович нервничает, а ему нельзя.
– Не лезь не в свое дело, ради бога! – злым шепотом огрызнулась Адамова. – Без тебя разберемся.
Домработница поджала губы, громко застучала посудой. Было неслыханной дерзостью с ее стороны вмешиваться в семейные отношения хозяев. Она себе такого до сих пор не позволяла. Но уж как душа-то болит! Разве тут промолчишь?
– Вижу, как вы разбираетесь, – ворчала она себе под нос.
Кристина пошла в гостиную, набрала номер Смирнова.
– Всеслав, – приглушенно заговорила она, как только сыщик взял трубку. – Хочу вас предупредить, что моя падчерица Ася не совсем нормально ведет себя. Она набросилась на меня с ножом. В общем, если со мной случится несчастье, имейте в виду, пожалуйста, и знайте, чьих это рук дело! Девочка абсолютно невменяема, а Лева словно ослеп и оглох, ничего не желает предпринимать. Я понимаю, Ася – его дочь и ему невмоготу признать, что у нее не все в порядке с головой. Но я просто боюсь! Вы понимаете?