– Шутки со мной шутишь? Ладно. Мою шутку ты запомнишь до конца дней! – пригрозила она непослушному Смирнову. – Поглядим, чья возьмет!
Тот, кто назвал себя Потрошителем, возможно, подумал бы о последствиях, поискал другой выход. Тень же, движимая непреодолимой жаждой расправы, слепо подчинялась своим извращенным инстинктам. Жертва должна быть принесена! Во что бы то ни стало. Кровь смоет все!
Потрошитель отошел от таксофона и направился к остановке метро. С виду он ничем не отличался от сотен людей, торопливо спускающихся в подземку. Он сел в поезд, доехал до нужной остановки, вышел и, превозмогая головную боль, зашагал по мокрому тротуару. С неба валил крупный густой снег. Потрошитель не замечал снега, как не замечал ничего вокруг. Его вела одержимость. Огонь внутри его разгорался все сильнее и сильнее.
Он свернул на нужную улицу, не замедляя шага, не оглядываясь, нырнул в темный даже утром проем между домами. В тупичке стояла мертвая тишина. Снежные хлопья медленно, как бы паря в невесомости, опускались вниз. Из ниоткуда – в никуда...
Потрошитель не обращал внимания на снег. Он скользнул к маленькой железной дверке, достал из кармана ключи, открыл замок и начал в темноте спускаться по лестнице. На него дохнуло сыростью. Этот подвал в холодное время года кое-как сохранял тепло, а в жаркие дни удерживал прохладу. Потрошитель привык, приходя сюда, окунаться в особую атмосферу подземелья, которая сразу отделяла его от внешнего мира. Но сейчас он не испытал обычного удовлетворения.
Добравшись до своей каморки, он сообразил, что шел в кромешной тьме без фонаря, минуя боковые коридоры. Ему казалось, что он видит дорогу и так.
В каморке Потрошитель зажег свечу. Тяжелые, угрюмые своды давили на него своей толщей, от запаха дыма и сырой штукатурки першило в горле. Он ни о чем не думал, переоделся в хламиду и колпак Палача, взял нож. Хотел было открыть дверь в темницу, где находилась пленница, но что-то его остановило. Он потоптался в замешательстве – незнакомый запах щекотал ноздри. Здесь кто-то побывал или ему мерещится?
– Кому в моей пещере быть? – прошептал. – Кроме смерти?
Отворил дверь, ведущую в каморку узницы, шагнул внутрь. Дверь за ним закрылась. Странно... Потрошителя обступил густой мрак. Свеча в верхней нише, видимо, догорела, а новую с собой он не взял. Хотел вернуться, и снова что-то его насторожило – неестественная тишина. Вдруг ее прорезал тихий скрежет. Что это? Он стоял, прислушиваясь, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Наверное, женщина спит... вчера он, как всегда, добавил ей в воду снотворное. Но почему не слышно ее хриплого дыхания? Выйти за свечой или фонарем?
Он повернулся, на ощупь нашел дверь, толкнул – не поддается. Что за шутки? Дверь в темницу не могла захлопнуться, она закрывалась снаружи на ржавый железный засов. Попытки выбраться ни к чему не привели.
«Может быть, это один из моих ночных кошмаров?» – подумал Потрошитель.
Иногда ему снились сны, в которых он шел по бесконечным темным коридорам, тщетно пытаясь найти выход. Где-то в глубине этого мрачного лабиринта притаилось чудовище, которое он взрастил в себе и которого сам боялся. Коридоры заканчивались тупиками. Отчаявшись, он изо всех сил стучал по толстым непроницаемым стенам кулаками, обдирая в кровь руки, мрак сгущался, дышать становилось все труднее. На последнем вдохе он просыпался, весь в испарине, судорожно хватал ртом воздух, не понимая, что лежит в своей постели и что ужас остался там, в ночном беспамятстве.
Потрошитель таращил глаза, но ничего, кроме темноты и смутных очертаний сидящей на топчане фигуры, разглядеть не мог.
«Она не спит», – подумал он, возбуждаясь. Лихорадка вновь охватила его.
– Эй, ты... – произнес он севшим от внутреннего жара голосом. – Готовься к любви... и смерти!
Фигура поднялась во весь рост, Потрошитель скорее угадывал это, чем видел. Вдруг что-то чиркнуло, вспыхнула спичка, и появился свет. Он едва рассеивал мрак. Перед Потрошителем стоял его двойник – Палач, огонь свечи отражался в зрачках, глядевших на него сквозь прорези колпака.
Потрошитель вытащил нож, Палач повторил его движение. Два ножа блеснули в темноте. Ночной кошмар продолжался.
– Это ты? – пересохшими губами вымолвил Потрошитель.
– Я.
– Наконец-то мы встретились.
– Это должно было случиться, рано или поздно. Я пришел за тобой, – хрипло произнес Палач.
– За мной? Но мы же еще... а как же наше пиршество? Мы собирались принести последнюю жертву! Ее кровь смоет наши грехи...
– Ты никогда не остановишься. Я хочу положить этому конец!
Потрошитель в ужасе попятился.
– Кайся! – гремел Палач, наступая. – Или врата преисподней раскроются для тебя прямо сейчас!
– Ка.. каяться? Но... разве мы с тобой не вместе? Разве я не исполнял твою волю?
– Кайся... – зловеще шептал Палач, надвигаясь с ножом на Потрошителя.
Тот прирос к полу, сердце бешено колотилось, звон в ушах нарастал, слова двойника слабо пробивались сквозь него. Потрошитель понял одно – надо заговорить, надо убедить Палача в том, что они проросли друг в друга, слились в непреодолимом желании возмездия, наказания, жертвоприношения во имя очищения мира от скверны! И он заговорил, забормотал, захлебываясь, со свистом втягивая в себя воздух...
– Разве не ты породил меня? Когда я узнал, кем ты был, что делал, я ощутил в своих жилах твою кровь! Я отрицал тебя, но я уже был тобой. Ты прорастал в меня долгие годы... и когда ты умер, я впитал твой дух. Я – твое продолжение во времени. Сначала я не осознавал этого, но потом, когда я обдумывал твою предсмертную исповедь – день за днем, месяц за месяцем, – я все больше проникался тобой. Прошел год, второй, и я понял, что и ты являлся чьим-то продолжением. Я догадался – чьим! Я понял, что косвенные подозрения по поводу тебя были правильны. Я не мог позволить им стать достоянием гласности. Не столько из-за моей собственной безопасности, карьеры и судьбы, а ради того, чтобы ты жил во мне. Я ощутил наше родство! Мы – хищники!
Палач молча стоял, поигрывая ножом, а Потрошитель все сильнее увлекался своей пламенной речью.
– Кое-какие бумаги могли погубить меня... нас, и я начал охоту за ними, – заявил он. – В первый раз мне не повезло. Я решил смириться – и очень скоро осознал всю пагубу подобного малодушия. Мне довелось разделить твою участь, стать жертвой шантажа из-за женщины. Правда, с меня не требовали денег за молчание, но я уже потерял свободу, я не мог быть полным хозяином своей жизни. Надо мной висела угроза разоблачения. Я ощущал ее тяжкий груз ежесекундно, ежечасно! Он мог обрушиться на меня в самый неподходящий момент. У меня просто не оставалось выхода! И я занялся составлением плана действий – сложного, запутанного, многоступенчатого, в котором я задействовал нескольких исполнителей, не подозревавших о своих истинных ролях. Я подготовил двойной удар – заполучить «наследство Дениса» и наказать женщину.
Палач грозно сверкнул глазами. Потрошитель, одетый в такие же балахон и колпак, казался его отражением, точной копией.
– Разве ты не так поступал? – с мольбой спросил он двойника. – Разве в тумане грязных лондонских трущоб ты не убивал проституток за их распущенность, за торговлю телом? За то, что они развращают и подталкивают к греху нас, мужчин? Разве не наказывал их? А потом, воплотившись вновь, разве ты не продолжал убивать, сначала поддавшись соблазну, а затем – желая смыть вину кровью жертвы? Вспомни!
– Раиса Крюкова не соблазняла тебя, – неожиданно произнес Палач.
– Зато она соблазняла... или хотела соблазнять других! – горячо возразил Потрошитель. – Зачем она увеличивала размер груди? Не для того же, чтобы уйти в монастырь или сохранять целомудрие? Ее смерть нужна была для осуществления моего плана! Я хотел связать с убийствами и последующим шантажом клинику пластической хирургии. И мне это удалось! К тому же убийство Крюковой – мой первый опыт, я нарочно выбрал загородный поселок, чтобы никто мне не помешал. Я должен был... проверить себя. Когда я увидел кровь, во мне проснулся ты. Неужели не помнишь? Я не собирался вырезать у трупа печень, это сделал ты... моими руками.