— Видите ли, — добавил Линтон извиняющимся тоном, — вы сейчас совсем не похожи на того оборванного беспризорника, которого я сюда привел несколько часов назад. И, откровенно говоря, только слепец не примет вас в этом новом, с позволения сказать, наряде за…
Граф замолчал, не докончив фразы. На бледном лице Даниэль вспыхнул яркий румянец. Но она не сказала ни слова и послушно пересела на низенький стул у противоположного конца кровати, наполовину скрытого за высоким парчовым балдахином. Там действительно было темно. Линтон удовлетворенно кивнул и дернул за шнурок колокольчика.
Комнату вновь заполнила целая армия слуг. Бесшумно и быстро они вынесли ванну, банные принадлежности и кучу валявшегося на полу тряпья, составлявшего одежду беспризорника Данни.
Вечер был прохладным. Линтон приказал разжечь камин, пододвинуть круглый дубовый стол поближе к огню и накрыть его белоснежной скатертью. Затем появились тяжелые серебряные приборы, дорогой китайский сервиз, хрустальные бокалы и рюмки. Скоро все было готово к ужину.
Даниэль продолжала сидеть в своем темном углу, жадно вдыхая распространившийся по комнате аромат горячих яств. Она была так голодна, что пустой желудок буквально прилипал к позвоночнику. Запах вкусной еды усугублял чувство голода, заставляя девушку поминутно глотать слюну и вызывая спазмы в животе.
Наконец прозвучало традиционное «Приятного аппетита, милорд», дверь за последним слугой бесшумно закрылась, и граф занял свое место за столом. Бросив взгляд на худенькую фигурку, видневшуюся из-за балдахина кровати, он сказал с улыбкой:
— Ужин подан, дитя мое.
Даниэль очень медленно поднялась и робко пошла к столу. Линтон заметил это и с сожалением подумал о том, что собирался сейчас сделать.
— Прежде чем мы приступим к трапезе, Даниэль, я хотел бы задать вам несколько вопросов, на которые хотел бы получить честные и подробные ответы.
В руках графа блеснул маленький серебряный ножичек, и он с большим искусством принялся разделывать сельдь горячего копчения, фаршированную устрицами. При виде столь изысканного блюда Даниэль почувствовала себя совсем плохо. Она отступила на шаг. Потом решительно села на кровать.
— Я не голодна, — сказала она по-французски и тут же повторила это по-английски. У нее на глазах блестели слезы обиды и разочарования. Значит, на ужин можно рассчитывать только при условии откровенности с этим холеным аристократом.
— Что ж, очень жаль, — пробормотал Линтон, нанизывая на вилку кусок фаршированной рыбы и собираясь отправить его в рот.
Однако он вдруг почувствовал, что не голоден. Более того: аппетит совершенно пропал. И все же игру надо было продолжать. Или отказаться от плана разгадать шараду, которую жизнь подкинула ему в образе этой девушки. Снова наступило молчание, прерываемое лишь звяканьем вилки о тарелку и аппетитным причмокиванием одного из обитателей комнаты, с деланным удовольствием поглощавшего деликатесы.
— Похоже, дорогой лорд Линтон, вы намерены держать меня здесь взаперти, полуголой и умирающей с голоду. Так?
Граф поднял голову и с удивлением посмотрел на девушку. Даниэль сказала эту фразу на чистейшем английском языке без малейшего акцента.
— Нет, я не хочу заставлять вас голодать, дитя мое, — также по-английски ответил граф. Он отрезал большой кусок хлеба и налил воды в хрустальный бокал. Поставив то и другое на разрисованный затейливыми узорами поднос, Линтон перенес его со стола на кровать.
Девушка отломила небольшой кусочек хлеба, лениво размяла его между пальцами, уронив при этом несколько крошек на покрывало, и отправила в рот. Ей подумалось, что как ни мал был этот кусок, но он все же гораздо вкуснее той черствой булки, из-за которой она утром дралась с булочником. Но теперь ее глаза были прикованы к блюдам, заполнявшим стол. Да и ледяная вода, которую она с равнодушным видом потягивала из поднесенного графом бокала, не могла идти ни в какое сравнение со стоявшим перед Линтоном изысканным испанским вином в пузатой темной бутылке.
— Почему бы нам не начать с вашего возраста? — сказал граф, отрезая поджаристый кусок индюшки и аккуратно перекладывая его себе на тарелку. При этом он делал вид, что не замечает жадного голодного взгляда Даниэль.
Что ж, назвать свой возраст и получить за это сочный кусок жареного мяса — хорошая сделка. И все же девушка продолжала колебаться. Тем временем его светлость зачерпнул из серебряного сосуда полную ложку вкуснейшего на вид соуса и принялся старательно поливать им индейку. Покончив с этим, он снова поднял голову и с невинным видом мягко сказал:
— А затем вы назовете мне свое полное имя.
И положил к себе на тарелку ложку жареного горошка с несколькими аппетитно подрумяненными картофелинами. Подумав, он взял графин с испанским вином и принялся медленно наполнять свой бокал багряным, пузырящимся напитком. Этого Даниэль выдержать не смогла.
— Семнадцать, — отрывисто бросила она.
— Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, отужинать вместе. Прошу к столу.
Граф поднялся, отвесил своей пленнице самый что ни на есть аристократический поклон и, обойдя вокруг стола, поставил массивный деревянный стул напротив тарелки со всякой вкуснятиной. Даниэль не пробовала ничего подобного уже недель восемь.
— Прошу вас, — еще раз галантно пригласил он девушку. Даниэль не спеша, с достоинством поднялась с кровати и села за стол.
— Но прошу вас, ешьте медленно, — предупредил Линтон. — Ваш изголодавшийся желудок еще не привык к нормальной пище, а я не хотел бы провести эту ночь, поддерживая вашу очаровательную головку над тазом.
Граф налил себе еще вина и, изящно подняв бокал двумя пальцами, сквозь стекло принялся наблюдать за девушкой. Очень скоро граф убедился, что его предупреждения были излишними. Даниэль оказалась обжорой не в большей мере, чем распутницей. Но все же в ней было еще больше загадок, чем Линтон уже успел разгадать. Поэтому он решил продолжить свой эксперимент.
— Надеюсь, вы намерены играть честно, мадемуазель, — мягко сказал граф. — И если не ошибаюсь, вы задолжали мне свое полное имя. Так?
Рука с вилкой, которой девушка хотела взять себе немного жареного горошка, застыла в
воздухе.
— Мне нужна только правда, дитя мое, — серьезно добавил граф.
Даниэль не могла скрыть испуга перед сверхъестественной способностью Линтона читать ее мысли. Граф понял это, и его темно-синие глаза, встретившись с ее карими, немного подобрели.
— Я — Даниэль де Сан-Варенн, — капитулировала девушка. Она понимала, что этот человек не удовлетворится только половиной ее истории. Не успокоится, пока не будет знать все. И добьется от нее правды, сломив любое сопротивление так же легко, как волна прилива смывает на своем пути хрупкую плотину.
Тлевшее в камине сырое полено вдруг вспыхнуло ярким пламенем, осветив взлохмаченные локоны Даниэль и придав розоватый оттенок ее спутанной прическе «под мальчика». Граф глубоко вздохнул, как будто о чем-то вспомнив.
— Вы дочь Луизы Рокфорд? — в упор спросил он.
Даниэль чуть заметно кивнула головой и прошептала:
— Да. Это моя мама.
— Таким образом, вы — Даниэль де Сан-Варенн, внучка Антуана, герцога Сан-Варенна. Так?
— Была ею.
Даниэль опустила взгляд в стоявшую перед ней тарелку. Граф же, посмотрев на нее с удивлением, вновь наполнил свой бокал.
— Была? Как это понимать?
— Мой дед умер.
— Насколько я помню, Луиза вышла замуж за его старшего сына. Таким образом, вы являетесь дочерью герцога де Сан-Варенна?
— Мой отец также умер.
Граф задумчиво потягивал вино из бокала. Итак, герцог умер. Тем не менее, Линтон не сомневался, что история девушки только начинается. Теперь надо было дать Даниэль возможность отдохнуть, прежде чем она сможет или захочет рассказать все остальное. Блеснувшие в ее глазах слезы не ускользнули от внимания графа. Но почему же, во имя чего дочь одного из старейших и знатнейших семейств Франции вынуждена вести жизнь голодного оборвыша в темных переулках Парижа?