Шарафат тоже поднялась. Не таясь от стариков, она быстро набросала записку.
— Я скоро вернусь, — сказала она, — тогда все расскажу о себе.
— Делай свое дело, дочка, — откликнулась старуха, — и поскорее приходи.
— И возвращайся клеверным полем, — спокойно произнес старик. — А то вчера ты пробиралась садами — всех собак подняла.
Шарафат испуганно вскинула брови и тут же благодарно улыбнулась старому ткачу.
Расправа
Шарафат не чуяла под собой ног от радости. Не зря, значит, послал ее командир, товарищ Алексеев! Сейчас она оставит донесение, перед рассветом его заберет Юнус, а утром красный отряд возьмет в кольцо басмаческий стан. Как на крыльях, летела девушка к старому карагачу. Вот уже на фоне лунного неба видны его черные бесчисленные ветви. И вдруг у Шарафат подкосились ноги: под старым деревом стояли чьи-то кони. Они всхрапывали и с хрустом жевали сено. Стараясь слиться с землей, девушка подползла ближе. В лунном свете она разглядела троих.
— Лучше места, чем здесь, не найдешь. Уж я-то знаю, — сказал густой хриплый голос. Где она его слышала? Вспыхнул огонек. Человек закурил. Из тьмы на мгновение появилось сплошь заросшее черными волосами лицо. Кара Сакал! Ночной гость Каримбая! Предатель, погубивший комиссара Тулкуна Исмаилова. Это был он.
Мысли у Шарафат лихорадочно заплясали. — «Спокойнее! — велела она себе. — Надо трезво обсудить обстановку. Так учил Алексеев. Прежде всего не выдавать себя. Но как же быть с донесением? Басмаческий дозор, очевидно, самый важный, потому что возглавляет его такой бандит, как Кара Сакал, останется здесь до утра. А через час-полтора придет Юнус. И напорется на басмачей. — Мысль о том, что молодой парень попадет в руки своего злейшего врага, была невыносима. — Нет, нет! Надо пробраться вперед, залечь внизу под холмом и ждать Юнуса. Любой ценой опередить басмачей, передать Юнусу донесение, и пусть скачет во весь опор к нашим».
Она стала огибать роковое дерево, пробираясь вперед. Конь взметнулся на дыбы и заржал. Один из басмачей приподнялся.
— Клянусь аллахом, — сказал он, — здесь кто-то бродит.
Двое других тоже приподнялись и долго вглядывались во тьму. Приглушенными голосами басмачи о чем-то заговорили. Шарафат замерла. Лишь минут десять спустя она решилась проползти еще несколько метров. Теперь под деревом не слышно было голосов, хотя кони по-прежнему храпели и тревожно били копытами. Шарафат поползла смелее. Она не могла бы сказать, какое расстояние ей удалось преодолеть, сколько прошло времени. Все ее мысли и силы были подчинены одному желанию: передать записку Юнусу и предупредить его об опасности. Она не чувствовала, как холодна по-весеннему сырая земля, не замечала усталости. Она ползла и ползла. «Только не разминуться с Юнусом!» — стучало в виске. И вдруг слева от нее мелькнула бросившаяся навстречу тень. Послышалось тихое ржание. Это, наверное, звал своего хозяина привязанный у дороги конь.
— Юнус! — шепотом окликнула Шарафат. Тень прилегла и замерла. — Юнус! — позвала она громче.
Страшная тяжесть навалилась на Шарафат сзади. Кто-то смрадный и грузный подмял ее, прижал к земле, зажав огромной жесткой ладонью рот. Она забилась, тщетно пытаясь вырваться, но тут же поняла, что ей это не удастся. Прямо в ухо ей тяжко дышал Кара Сакал. Его жесткие волосы кололи ей лицо и шею. Сзади ползли двое других басмачей. Мелькнула мысль: все кончено. Железные пальцы обхватили тонкую шею Шарафат. Кольцо сжималось все туже. Только левая рука оставалась свободной, и Шарафат нащупала пистолет. К счастью он оказался близко. План действий созрел мгновенно. Выстрелить, тогда басмач на долю секунды от неожиданности отпустит ее. А дальше...
Выстрел разорвал тишину. И следом за ним — второй. Тяжелая туша Кара Сакала обмякла и свалилась на бок.
— Юнус! — раздался девичий голос. — Беги! Здесь...
Голос умолк.
Тяжелый приклад обрушился на голову Шарафат, и она упала, теряя сознание и обливаясь кровью. Юнус бросился на голос, но прямо в грудь ему грохнули два винчестера.
Ее привели во двор мечети. И первое, что она заметила здесь — испуганный взгляд одного из телохранителей курбаши Кадыра. В окровавленной избитой девушке, еле переставляющей ноги, Султан безошибочно узнал свою вчерашнюю собеседницу. Но Шарафат даже не посмотрела на парня. Она шла, гордо подняв опухшее, все в кровоподтеках, лицо, и глаза ее, по-прежнему прекрасные, смотрели спокойно и прямо.
Кадыр-курбаши и англичанин сидели во дворе на мягких бархатных подушках. Они пили чай и, улыбаясь, вели беседу.