Следом, похоже, влетели ещё двое воинов ислама, я их не видела, но слышала и чувствовала. На тело опять обрушился град ударов, я сжала зубы и терпела, но тут вошёл аль-Зейб:
"Отставить, братья, бить её бесполезно, можно только убить. Связать".
Я почувствовала как запястья и щиколотки крепко стягивают верёвки. Амир подошёл, схватил меня за волосы и повернул лицом к себе, глаза его горели гневом, но я уловила еще некоторые чувства, которые тот прятал глубоко внутри - растерянность и страх. Я улыбнулась аль-Зейбу самой обольстительной улыбкой, на которую была способна:
"Ну что, Амир, ещё минус два? Скоро я прикончу вас всех, можешь даже не сомневаться, а твой любимый сынок Ваджих будет очень долго мучаться перед смертью".
"Саад жив" - возразил аль-Зейб: " Сейчас в больницу отвезём, он тебя ещё поебёт во все дыры".
Я кинула беглый взгляд на Саада, который хрипя, сидел на полу, привалившись спиной к стене и постоянно сплевывая кровь: "Это вряд ли, не довезёте - горло пробито" - почему-то я знала это совершенно точно.
Амир молча развернулся и потащил меня в сторону дома. Через некоторое время связь с телом полностью пропала - я уже не ощущала даже боль в опять поломанных рёбрах. Аль-Зейб спустился в подвал, открыл дверь в малюсенькую кладовую, заваленную вёдрами, швабрами и грязными тряпками и забросил голову внутрь. Она покатилась по цементному полу и громко ударившись о жестяное ведро, упала набок. Зари Джаррах захлопнул дверь, звякнула щеколда и в подсобке стало абсолютно темно.
Ощущение времени полностью пропало, я лежала и пыталась понять, что нового может выдумать аль-Зейб. Несмотря на врождённую узколобость, ИГИЛовцам была свойственна особая изобретательная жестокость, когда дело касалось пыток и даже моральных мучений. В этом смысле даже нобелевскому лауреату по физиологии человека было чему у них поучиться. Нет, я совершенно не боялась, боль и мучения для меня не существовали, но оставалась миссия - убить всех. И я просчитывала возможные осложнения, которые ждут меня на этом пути.
Наконец, дверь в каморку распахнулась, вошёл амир и схватив меня за волосы стал подниматься по ступенькам вверх. Усевшись за письменный стол в своём богато обставленном кабинете, Джаррах поставил меня прямо перед собой и, криво ухмыльнувшись, заговорил:
"Я придумал, что с тобой сделать. Братья предлагали сжечь живьём, но твоё тело нам еще пригодится, красивое, к тому-же времени и денег потрачены уйма, а я привык отбивать свои расходы. А вот твоя голова нам здесь ни к чему. Можно было бы бросить её опять в чулан навсегда, только мало ли что... Бойцы не гении мыслительного процесса, потом уборщицы ко мне ходят, да и враги есть, хотя на настоящий момент, их почти не осталось. Поэтому я решил убрать её отсюда подальше. Ну и потом, жизнь тебе не должна казаться мёдом. Короче, продал я тебя бедуинам, есть у меня знакомый кади. Бойцов человек 60, женщин не хватает. Так что с утра до вечера ты будешь сосать члены. Ну а если кого куснешь, я предупредил, что ты дикая, просто выбьют тебе все зубы, они ребята простые, будешь сосать без зубов. Я понимаю, что ночью они опять вырастут, и об этом кади тоже знает. Соответственно, вся твоя дальнейшая жизнь будет выглядеть следующим образом: с утра просыпаются бедуины, выбивают тебе зубы и, если у них не окажется других дел, дают тебе по очереди в рот. Неплохо придумано, правда? Такой жизни можно только позавидовать.
Кстати, они неплохо заплатили, даже неожиданно как-то. Впрочем, понятно - пустыня большая, людей, а тем паче баб нет, у всех бойцов хронический спермотоксикоз, так что сачковать не дадут. Сейчас мои ребята тебя накрасят, чтобы выглядела поблядовитее, да и в путь, ехать почти неделю".
"Твои бойцы хуёво меня накрасят, или они чо, заднеприводные? Умеют пользоваться косметикой?"
Амир потемнел от гнева.
"Сама хочу накраситься, у меня лучше получится, заодно и с телом попрощаюсь" - шевельнулась слабая надежда, что в процессе нанесения макияжа, удастся дополнительно сократить численность воинов ислама.
"Ну давай сама, только не думай, что ты сможешь кого-то убить, я приму меры".
Через час амир внес мою голову в гостиную, где стояло приличное по размеру трюмо. Перед ним, крепко прихваченное веревками и ремнями, сидело тело, свободными оставались только руки. Все колюще-режущие, да и просто тяжелые предметы, которые теоретически можно было бы использовать, отсутствовали, зато на расстоянии двух метров от трюмо, с разных сторон стояло двое здоровенных бородатых автоматчиков. Несмотря на зверские рожи, я увидела, что в их глазах плещется настоящий страх, теперь я это чувствовала на подсознательном уровне.