Кельдерек стоял неподалеку от берега, прислушиваясь к звукам леса. С момента приключения, произошедшего с ним два дня назад, — и даже с момента их высадки накануне вечером — волнение в лесу заметно стихло и тревожная сумятица улеглась. Реже раздавались испуганные крики, реже взметывали всполошенные птицы, реже проносились по деревьям мартышки. Несомненно, многие из животных-беженцев уже стали добычей хищников. Большинство выживших, скорее всего, двинулись в глубину острова, на восток, в поисках пищи и безопасности. Некоторые, похоже, пустились вплавь через пролив, к южному берегу Тельтеарны: там и сям охотник видел отпечатки лап у самой воды и узкие дорожки, проложенные в тростниковых зарослях. «А что, если он тоже покинул остров? — мелькнуло у него в голове. — Что, если его здесь нет?.. Тогда мы останемся целы и невредимы, — подумал Кельдерек. — И моя жизнь, как река после ливня, вернется в прежнее русло, по которому текла до позавчерашнего дня. — Он покосился на тугинду, стоявшую поодаль среди деревьев, рядом с Бель-ка-Тразетом. — Но мне никогда уже не стать тем человеком, что совсем недавно убегал от леопарда. Всего два дня прошло, а я будто два года прожил. Даже если бы я точно знал, что Шардик убьет меня, — а он наверняка убьет, — я бы все равно не стал молиться о том, чтобы его здесь не оказалось».
Чем дольше Кельдерек размышлял, однако, тем больше склонялся к мысли, что медведь где-то поблизости. Он вспомнил, какой неуклюжей усталой поступью зверь шел через кусты и как весь дернулся от боли, когда задел боком за дерево. Несмотря на чудовищные размеры и грозный вид, он почему-то вызывал жалость. Если медведя действительно мучает боль, приближаться к нему не просто опасно, а смертельно опасно. Пока что лучше оставить всякие мысли о Шардике — силе божьей и заняться трудным делом, которого вполне довольно для нынешнего дня: поисками Шардика-медведя.
Вернувшись к тугинде и барону, охотник истолковал им знаки леса и предложил для начала отыскать место, где он видел медведя два дня назад. Он показал, где выходил на берег из тростниковых зарослей, где пытался незаметно проскользнуть мимо леопарда и куда направился, спасаясь от него. Они медленно пробирались через кусты вглубь острова, Мелатиса и Шельдра следовали за ними.
С той минуты, как они покинули стоянку, Мелатиса и пары слов не сказала. Оглянувшись, Кельдерек увидел ее напряженное лицо, очень бледное, несмотря на жару, и дрожащую руку, поднятую, чтобы стереть со лба испарину. Сердце у него сжалось от жалости. Ну подобает ли молодой красивой женщине таскаться по лесу в поисках раненого медведя? Надо было оставить Мелатису на стоянке, а с собой взять вторую служанку, такую же суровую и бесстрастную, как Шельдра, чей вид наводит на предположение, что она не обратит внимания на медведя, даже если тот наступит ей на ногу.
У подножия горы Кельдерек повернул и повел спутников через густой подлесок к месту, где ранил леопарда. Там он подобрал свою стрелу и наложил на тетиву лука, взятого на стоянке. Слегка натянув тетиву, охотник недовольно нахмурился: негодный лук, не сравнить со своим. Лук принадлежал одной из девушек — слишком легкий и гибкий, толку от него никакого. Интересно, куда угрюмый болван Тафро дел его лук? «Если мы когда-нибудь вернемся на Ортельгу, — подумал Кельдерек, — я попрошу барона, чтоб приказал вернуть мне оружие».
Они осторожно продвигались вперед.
— Вот здесь я упал, сайет, — прошептал охотник. — Видите отпечатки кошачьих лап?
— А медведь? — спросила тугинда, тоже шепотом.
— Он стоял вон там, сайет. — Кельдерек указал вниз. — Но ему даже не пришлось тянуться, чтобы достать до леопарда. Он ударил его сбоку — вот так.
Измерив взглядом высоту крутого откоса, тугинда резко втянула в себя воздух и посмотрела сначала на Бель-ка-Тразета, потом опять на охотника.