На крутом откосе, с которого он скатился, появился леопард. Охотник замер и задержал дыхание, стараясь не издавать ни звука, но из спертых легких вырвался шумный выдох, и зверь по-птичьи быстро повернул к нему голову. Прижав уши, хлеща хвостом, дикая кошка припала к земле перед прыжком. Мужчина ясно увидел изогнутые верхние клыки и на несколько долгих мгновений завис над смертью, как над головокружительной пропастью, на дне которой его жизнь разобьется вдребезги.
Внезапно он почувствовал сильный толчок, а секундой позже обнаружил, что лежит навзничь, уставившись вверх. Над ним, подобно могучему кипарису, стоял на задних лапах зверь — так близко, что явственно слышался запах косматой шкуры. Зверь столь громадный, что оглушенный охотник не сразу понял, что это вообще такое. Подобно тому как солдат, вынесенный без чувств с поля боя, ошеломленно озирается вокруг, когда приходит в сознание, и, заметив сначала кучу мусора, потом двух женщин с вязанками хвороста, потом растопленный очаг, догадывается наконец, что находится в деревне, — так же и охотник увидел сначала когтистую лапу больше своей головы, потом высоченную мохнатую стену в проплешинах глубоких, до мяса, ожогов, потом огромное клиновидное рыло, четко очерченное на фоне неба, и только тогда сообразил, что это, не иначе, какое-то животное. Леопард оставался на прежнем месте, но теперь испуганно съежился, неотрывно глядя снизу вверх на жуткое существо, наверняка буравившее его свирепым взглядом. В следующую минуту исполинский зверь одним ударом передней лапы смахнул леопарда с откоса, и тот, кувыркаясь в воздухе, отлетел далеко в сторону и с треском рухнул в квиановые заросли. С хриплым ревом, поднявшим тучу птиц, косматое чудовище повернулось, чтобы напасть снова. Опускаясь на все четыре лапы, оно задело левым боком о дерево и отпрянуло прочь, рыча и скалясь от боли. Потом услышало, как леопард продирается сквозь подлесок, двинулось на шум и в два счета скрылось из виду.
Охотник медленно поднялся на ноги, держась за раненое плечо. От страха, сколь угодно сильного, порой опоминаешься мгновенно, как пробуждаешься от глубокого сна. Мужчина отыскал свой лук и вскарабкался на откос. Он точно знал, что ему ничего не пригрезилось, но ум его недоверчиво кружил вокруг несомненного факта, будто челн в водовороте. Он видел медведя. Но что это за медведь такой? Откуда здесь взялся? Находился ли уже на острове, когда он пришел сюда по отмели утром, или явился как ответ на его молитву? А может, он сам — когда в полубеспамятстве стоял на четвереньках под откосом — проделал отчаянное иллюзорное путешествие в потусторонний мир, чтобы вызвать оттуда ужасного зверя? Так или иначе, в одном сомневаться не приходилось: откуда бы он ни появился, этот громадный медведь, одним ударом подкинувший в воздух взрослого леопарда, теперь он принадлежит этому миру, облеченный плотью и кровью. И уже не сгинет с лица земли, как не сгинет вон тот воробышек на ветке.
Охотник медленно похромал обратно к реке. Убитый гусь исчез вместе со стрелой, но кетлан никуда не делся. Мужчина выдернул стрелу, сунул под мышку здоровой руки и направился к тростниковым зарослям. Здесь-то его и настиг запоздалый шок. Тихо всхлипывая и дрожа всем телом, он бессильно опустился на землю и долго лежал ничком у самой воды, забыв о всякой осторожности. И постепенно — как разгорается костер, понемногу становясь все ярче и жарче, — к нему пришло понимание, что именно — кого именно — он видел недавно.
Как путешественник в какой-нибудь далекой дикой местности случайно подбирает горсть камней, рассеянно рассматривает, а потом, со все возрастающим волнением, сначала предполагает, затем все тверже укрепляется в догадке и наконец исполняется уверенности, что это алмазы; или как капитан в далеких водах огибает незнакомый мыс, всецело сосредоточенный на управлении кораблем, и лишь спустя добрый час мало-помалу осознает, что он — он, и никто иной! — вышел в неисследованный, легендарный океан, доселе известный лишь по сказкам и слухам, — так же сейчас к этому охотнику постепенно пришло ошеломляющее понимание, очевидцем чего он стал сегодня. Тогда он разом успокоился, поднялся с земли и стал расхаживать взад-вперед среди деревьев на берегу. Спустя время он остановился, повернулся лицом прямо к солнцу и, воздев к небу здоровую руку, долго молился — бессловесной молитвой благоговейного молчания. А потом, все еще потрясенный, взвалил на плечо кетлана и стал пробираться через тростник. Вернувшись по отмелям к плоту, утром оставленному в зарослях поодаль от берега, он вытащил его на открытую воду и поплыл вниз по реке.