Ловко и умно написанная защита до известной степени достигла цели, чему помогли сами противники Монтескье бестактностью и бездарностью своих новых нападок.
Д'Аламбер также написал похвальный отзыв. Но в то же время против «Духа законов» начало целую кампанию духовенство Франции.
Первоначальная мысль об исследовании и запрещении «Духа законов» возникла на собрании французского духовенства в 1750 году, но она была отвергнута большинством. Однако в том же году Сорбонна назначила специальных комиссаров для исследования «Духа законов» и «Естественной истории» Бюффона.
Сорбонна признала еретическими много мест «Духа законов». Монтескье вначале, по-видимому, готов был бороться. «Сорбонна эта положительно везде суется», – писал он с негодованием; но, увидев, что дело принимает дурной оборот, он вынужден был согласиться на требуемые изменения текста. Тогда теологический факультет назначил двух теологов, Мелле и Рено, чтобы совместно с Монтескье выработать необходимые, по мнению Сорбонны, поправки. Монтескье обещал сделать новое, исправленное согласно их указаниям, издание, и Сорбонна отменила свой запрет.
Наконец, в защиту Монтескье выступил и парижский архиепископ; дело, таким образом, готово было окончательно уладиться. Но в то время исследованием «Духа законов» занялась римская «Конгрегация Индекса», в обязанности которой входило издавать указатель книг, запрещенных и еретических для всего католического мира. Исследование книги было поручено конгрегацией своему члену Баттори. Граф Ниверне, французский посланник в Риме и друг Монтескье, конечно, старался употребить все свое влияние, чтобы воспрепятствовать запрещению. Он привлек на свою сторону самого просвещенного члена конгрегации, кардинала Пассионея, который в свою очередь вместе с Ниверне просил Баттори сообщить им его доклад и, если можно, переслать его заблаговременно Монтескье, чтобы он мог вовремя защититься. Монтескье написал тогда Пассионею два письма, которые, как он надеялся, дойдут до конгрегации и до папы и в которых он изложил свою защиту. Но, из-за медленности сообщения письма эти написанные в Гиени еще в июне не попали в Рим к концу августа, когда было назначено заседание конгрегации. Секретарь заявил, что более откладывать нельзя. Удалось кое-как протянуть еще несколько дней, и заседание состоялось в начале сентября, но Баттори, по просьбе Пассионея, не прочел своего доклада, а добился новой отсрочки. В конце сентября состоялось, наконец, решительное заседание конгрегации, на котором кардинал Квирини, председатель конгрегации, заявил, что он удовлетворен вполне печатной защитой «Духа законов», опубликованной Монтескье еще в апреле в Париже. Папа также был против запрещения.
Однако прошел почти год, Монтескье издал «Дух законов» вновь, но это издание не заключало требуемых духовной властью и обещанных Монтескье поправок. Тогда конгрегация уже в 1751 году, по докладу Эмальди, который сменил Баттори, произнесла свое запрещение. Но, в вознаграждение за внешнюю готовность Монтескье подчиниться указаниям духовной власти, этот декрет почти не получил огласки, так что многие современники даже не знали о нем.
И готовность Монтескье подчиниться указаниям духовной власти не была только внешней: известно, что он в течение трех последних лет своей жизни серьезно занят был пересмотром и исправлением для нового издания «Духа законов», согласно указаниям конгрегации, надеясь добиться таким образом отмены запрещения книги. Трудно сказать, что побуждало нашего автора к этому, так как в его время запрещения конгрегации не имели почти никакого практического значения; энциклопедисты смеялись над ними и считали даже особенной для себя честью, если их произведения попадали в папский указатель запрещенных книг, потому что это обстоятельство только увеличивало ценность и занимательность книги в глазах публики.
«Дух законов», несомненно, самое лучшее и великое из всех произведений Монтескье. В этом труде сказался во всю свою величину его гений, тут надо искать окончательно сложившихся его философских и политических воззрений. Какая упорная работа мысли вложена Монтескье в его любимое детище, лучше всего видно из его собственных слов: «Много раз, – говорит он, – я начинал и бросал свой труд; тысячу раз пускал по ветру написанные листы; ежедневно чувствовал, что мои руки опускаются в отчаянии; но я все-таки продолжал работу, хотя и не имел определенной цели; не различая уже ни правил, ни исключений, я находил истину, чтобы снова потерять ее: но когда я нашел свои принципы, то все, чего я искал, само собою стало ясно для меня. Таким-то образом мое произведение в течение двадцати лет росло, двигалось вперед и пришло к концу».
Ввиду этого «Дух законов» имеет особое значение для биографии Монтескье, и мы не удалимся от своей непосредственной задачи, если остановимся на нем значительно дольше, чем на остальных произведениях нашего автора. Если и не совсем справедливо говорят многие, писавшие о Монтескье, что его частная жизнь не представляет интереса, зато совершенно справедливо их утверждение, что вполне понять и оценить личность Монтескье можно, только изучив его произведения, – и это особенно приложимо к «Духу законов».
Основы общего миросозерцания Монтескье, насколько они нашли себе выражение, изложены в первой книге «Духа законов». «Все мировые явления, – говорит он, – подчинены определенным законам»; поэтому под законами в самом широком смысле этого слова он разумеет «необходимые отношения, вытекающие из 'природы вещей». Законы эти установлены предвечным разумом, и им в своей деятельности подчинены не только явления внешнего мира, но и деятельность людей.
Но, кроме мировых законов, управляющих всеми мировыми явлениями, в том числе и общественными, люди сами могут создавать для себя иные законы, – законы положительные. Эти законы не отличаются таким безусловным характером, как законы природы, и потому допускают нарушения и могут быть весьма разнообразны в зависимости от тех целей, которые преследуются законодателем при их издании, и от всех вообще условий места и времени. Но, во всяком случае, как законы природы суть проявления предвечного разума, так и законы положительные призваны осуществлять справедливость, которая существовала раньше, чем были изданы первые положительные законы.
Нельзя сказать поэтому, чтобы несправедливо было лишь то, что запрещено положительным законом; понятия законного и справедливого могут в отдельных случаях и не совпадать. Человек как существо физическое, подчиненный в своей деятельности законам природы, но могущий сам влиять на положительное законодательство, играет в общественной жизни роль самостоятельного фактора. Но на него, в свою очередь, влияют все условия окружающей среды, которые на основании этого и должны быть тщательно изучены.