На вопрос: «Каким может быть наше отношение к гитлеризму?», Бертран ответил: «Оно уже существует, отношение большинства французской прессы и общественного мнения – сложившееся из глупости, непонимания и страха. Отношение сварливое, ревнивое, мелочное, абсурдно-пристрастное, отрицающее реальность, отказывающееся видеть вещи такими, каковы они есть». «Action française» нигде не упомянуто, но легко догадаться в кого метил академик, говоря об «иллюзиях наших отсталых националистов, которые и сегодня считают возможным то, что едва ли было таковым при Людовике XIV и Наполеоне: распад Германий (обратим внимание на множественное число – В. М.), независимая Бавария, создание Ренании, автономной или присоединенной к Франции»[68]. Обидно – после событий 6 февраля 1934 г. – звучал и пасаж об «ущербности интеллектуалов и литераторов, которые не умеют воспользоваться случаем, которых останавливает щепетильность, которые постоянно колеблются, потому что в глубине души испытывают ужас перед действием»[69]. Не то что Гитлер… После таких заявлений разрыв давних приятелей (они познакомились в 1891 г.) стал неизбежен, несмотря на близость взглядов по многим вопросам. Инициатором выступил Моррас, слова которого: «Французы должны отдавать себе отчет, что кучка светских литераторов, исповедующих гитлероманию, по большей части состоит из идиотов», – метили и в Бертрана (WAF, 319–320).
Еще более негативно в «Action française» отреагировали на высказывания популярного прозаика Альфонса де Шатобриана, который стал германофилом под воздействием своего друга Ромена Роллана, а позже выступил одним из идеологов коллаборации. Поездки в Германию в 1935 и 1936 гг. произвели на писателя сильное впечатление: он увидел возрождение высших духовных и религиозных ценностей, почти забытых во Франции, и мощный заслон на пути большевистской экспансии в Европу. Верность этим идеям, сформулированным в книге «Сноп сил» (1937), писатель сохранил до конца жизни. Но даже биограф Шатобриана, настроенный апологетически, признал: «Тот национал-социализм, который он, как сам полагал, увидел собственными глазами и в котором он не сомневался, частично был плодом его воображения»[70].
Живший в Австрии и заочно приговоренный французским судом к смертной казни, Шатобриан в январе 1949 г. сокрушался, что ни Гитлер, ни нацисты «не поняли, что были не только силой на службе Германии, но германской силой, которую обновила сама судьба, на службе Европе. Им должно было хватить ума и терпения для проведения великой европейской политики, единственной настоящей германской политики. Европа не может спастись без победы Германии, мудрой и сильной». Почти ни в чем не раскаиваясь, он утверждал: Рейх был «последней силой в Европе, той, к которой мы должны были примкнуть, чтобы она в то же время стала нашей. <…> Мы проводили франко-германскую политику, которую считали абсолютно необходимой для подлинного блага Франции». Вспомнил Шатобриан и «безумие французских монархистов, которые в 1918 г. ликовали, видя падение германского трона»[71].
Трудно представить что-то более далекое от Морраса, который сразу осудил «Сноп сил» (WAF, 463). «Je suis partout» напечатала большое интервью с Шатобрианом, однако Бразийяк язвительно отозвался о его книге на страницах L’AF: «Лично я огорчен, и прямо скажу об этом в самом начале, зрелищем того, как честный человек вроде Шатобриана настолько рабски поддается худшим из своих демонов. И в силу этого рассматривает столь серьезную и жизненно важную проблему, как отношения между Францией и Германией, с таким ребячеством. Это единственное приличное, единственное справедливое слово, применимое к книге, в которой мы видим автора, с религиозным пиететом упавшего на колени перед всем, что воплощают Германия и гитлеризм. Я редко присутствовал при столь пугающем зрелище. <…> Опираясь на сумасшедшие и ложные идеи, Шатобриан вещает с прямо-таки скандальной наивностью. Например, уверяет нас, что надо выбирать между Берлином и Москвой. <…> Нет, господин Шатобриан, есть еще Лондон, который контролирует половину планеты, Нью-Йорк, Токио, которые завтра, может быть, зажгут всю вселенную! Почему такой скудный выбор? Если же говорить серьезно, если подумать, что Франция еще не является ничьим доминионом, почему бы не помечтать о других союзах и не запирать себя в пределы упрощенной дилеммы, не имеющей никакого отношения к сложности мира? <…> Эта книга – самый яркий из известных мне примеров того, как ум отправили куда подальше» (RBC, XII, 63–65). «Мы окрестили его Олухом Вальгаллы, – вспоминал Бразийяк позже. – Этот удивительный простофиля и притом вполне честный человек был единственным французским гитлеровцем, которого я знал» (RBC, VI, 609).
68
Подробнее: Молодяков В. Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера. Гл. 7. «Стража на Рейне»: от Версаля до победы Левого блока.
71
Alphonse de Chateaubriant. Procès posthume d’un visionnaire. Paris, 1987. P. 37, 40, 38.