Вечером того же дня прошла первая демонстрация монархистов, в основном «королевских газетчиков»[85], против «воров» и «убийц» – по данным полиции, около 2000 человек собрались перед Бурбонским дворцом, где Палата депутатов возобновила работу после рождественских каникул. 132 человека были задержаны, 10 полицейских получили ранения (RCE-I, 2). Премьер приказал префекту Жану Кьяппу – не просто шефу полиции, но настоящему хозяину столицы – усилить охрану дворца и министерств. Бразийяковский Жильбер Кайе из «Пленников» в эти дни «впервые ощутил в Париже, старом городе революций и восстаний, возбуждающий запах пороха и крови» (RBC, I, 527). «Газета и движение обрели новую молодость», – вспоминал тогдашний «королевский газетчик» Анри Шарбонно, прозванный за корпулентность и задиристость Портосом (СМР, 108).
10 января в L’AF Доде назвал Шотана «главарем банды воров и убийц» (PPF, 40). «Со смертью мошенника дело только началось», – констатировал Беро 12 января в статье «Довольно!» (HBG-I, 143–144). Волна разоблачений накрыла партию радикалов, а неспособность властей справиться с экономическим кризисом усугубила недовольство. «Чувствовалось, что назревал мятеж из-за этих незаконных, еще более бесстыдных и вызывающих поборов, требуемых бандой старых радикалов, которые придержат власть во Франции и которые будут оставаться у ее изголовья в час агонии», – вспоминал те дни Пьер Дриё Ла Рошель в романе «Жиль» (1939)[86].
11 января появилось сообщение об аресте редакторов двух газет, контролировавшихся «красавчиком Сашей», – Камиля Аймара из «Liberté» и Альбера Дюбарри из «Volonté». Второй арест дал монархистам отличный повод для злорадства: известный неразборчивостью в средствах Дюбарри в годы мировой войны редактировал «пораженческую» газету «Le Pays», с которой сражался Доде[87], а во второй половине 1920-х годов был союзником Жоржа Валуа после его скандального разрыва с «Action française»[88].
В тот же день в Палате депутатов были сделаны первые запросы по «делу». Премьер ответил, что не верит в убийство Ставиского полицейскими и не считает его похождения выходящим за пределы уголовной хроники, провалил предложение создать следственную комиссию по столь «незначительному» поводу – совершив, по мнению Сюареса, «стратегическую ошибку»[89] – и попытался приструнить прессу[90]. Как раз в это время обсуждался проект нового закона о печати с ужесточением наказания за «диффамацию». Тем же утром Моррас в L’AF пригрозил пристрелить первого депутата или чиновника, который применит закон в случае его принятия, и добавил, что сам начнет регулярно упражняться в тире. Закон отложили – стало не до него.
Улицы забурлили. «Столкнувшись с парламентом, не могущим дать жизнь правительству, – вспоминал политик Жан Фабри, – с партией радикалов, не способной править вместе с социалистами и не желавшей править против них, с министрами, бессильными наладить работу государства, парижане, раздавленные налогами и разоренные экономическим кризисом, вступили, без оглядки на разницу мнений, в открытую схватку с парламентом и партиями. <…> Всем, способным видеть, было ясно, что действия толпы вдохновляются и направляются сильными чувствами. <…> Ко всеобщему сожалению, к уличным волнениям не отнеслись с должной серьезностью» (FPC, 31–32).
На бульвары Сен-Жермен и Распай 11 января вышло около 4000 человек (RCE-I, 3). Монархистами руководил Пюжо, «частенько заикавшийся в повседневной жизни, но в деле обретший такую власть над словом, которой мы не знали в обычное время», как вспоминал Шарбонно (СМР, 96). «Люди короля» принялись строить баррикады, ломая деревья и заграждения, переворачивая скамейки. Один из шефов столичной полиции Камиль Маршан заявил, что таких волнений город не видел двадцать лет, и призвал Пюжо умерить пыл «газетчиков», на что получил ответ: «Обратитесь к убийцам и ворам наверху». В этот день к «Action française» впервые присоединились националисты-республиканцы – «Патриотическая молодежь» Пьера Тетенже, фабриканта шампанского и «правого» депутата, считавшего себя наследником Барреса.
Днем позже Пюжо отменил новую демонстрацию из-за угрозы дождя, когда «люди короля» уже собрались на бульварах. Он договорился с полицейским начальством и призвал его увести стражей порядка с улиц, чтобы те не мокли зря (RCE-I, 21; PPF, 42–43). В ответ на недоумение соратников по поводу отказа от выступления генеральный секретарь «королевских газетчиков» Жорж Кальзан объяснил: «Правительство должно знать, что только “Action française” может организовывать демонстрации. И даже их останавливать! То же самое с общественным мнением! В сравнении с другими “правыми” движениями мы – самые динамичные вдохновители народного протеста против режима» (СМР, 98).
85
«Королевские газетчики» (Camelots du Roi) во главе с Максимом Ре-аль дель Сарте и Люсьеном Лакуром с 1908 г. были активом монархического движения: распространяли L’AF, листовки и брошюры, собирали пожертвования, устраивали и охраняли митинги и собрания, вели агитацию, срывали мероприятия противников. Пюжо, инициатор создания организации, был ее верховным руководителем, официально именуясь представителем совета директоров L’AF.
87
Catherine Slater. Defeatists and Their Enemies. Political Invective in France 1914–1918. Oxford, 1981. P. 30, 74.
88
Cédric Meletta. Jean Luchaire. L’enfant perdu des années sombres. Paris, 2013. P. 111, 345; Молодяков В. Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера. Гл. 8.
90
Lucien Zimmer. Un septennat policier. Dessous et secrets de la police républicaine. Paris, 1967. P. 185–186; André Tardieu. Sur la pente. Paris, 1935. P. 195–197. Включенные в книгу (Р.115–243) показания Тардьё следственной комиссии по «делу Ставиского» (18 июля 1934) являются развернутым обвинением Шотана в потворстве мошеннику и его сообщникам.