Фабри и Пьетри поставили условием участия в правительстве сохранение на своем посту префекта Кьяппа, их друга и союзника, подчеркнув, что без него обеспечить порядок в столице не удастся. За семь лет пребывания в должности Кьяпп, повторявший, что он «вне политики», убрал с улиц шумные демонстрации коммунистов и социалистов («правым» он благоволил), покончил с уличным насилием – политическим и уголовном – в большей части столицы и поднял престиж полиции[98]. Парижане уважали его, личный состав боготворил, и только «левые» требовали отправить префекта в отставку. Даладье «словом чести» обещал сохранить его на посту, при встрече 31 января расточал любезности, назвав Кьяппа «не другом, но настоящим другом»[99], а утром 3 февраля внезапно позвонил ему и сообщил о переводе на почетный пост генерального резидента в Марокко. Что произошло?
Сразу по вступлении в должность Фро затребовал доклады по «делу Ставиского». Изучив их, он сделал вывод о бездействии начальства префектуры, прокуратуры и «Сюрте женераль», о «дезорганизации и даже некоторой анархии» в работе трех ведомств и о необходимости срочных мер для исправления ситуации (RCE-II, 96–97). Указав премьеру на важность проблемы, министр предложил два варианта: признать систематические упущения в работе правоохранительных органов и передать дело на рассмотрение парламента – или, не замахиваясь на систему, сменить глав всех трех ведомств. Следственной комиссии он так описал свою позицию: «Дело начальника – решать, дело сотрудника – советовать и высказывать свое мнение», – добавив, что был полностью согласен с решением начальника и поддержал его (RCE-II, 82, 87–88).
Из показаний арестованной вдовы Ставиского стало известно о контактах префекта с мошенником, но доказать их преступный характер не удалось. Да и кто только не встречался за эти годы с «красавчиком Сашей»… Прочитав доклады, Даладье принял второй вариант. Заявив, что лично к Кьяппу у него претензий нет, и стремясь представить его снятие сугубо административным актом, премьер переместил Прессара на пристойную судейскую должность, лишенную власти, а начальника «Сюрте женераль» Жоржа Томэ поставил во главе государственного театра «Комеди франсэз», что вызвало волну ядовитых шуток. «Одни кричали о диктатуре, другие – о глупости», – вспоминал Бразийяк (RBC, I, 539).
Кьяпп отказался от назначения, понимая, что его приносят в жертву социалистам, и объявил о несогласии с решением премьера письмом в газеты. Префект департамента Сена Эдуар Ренар – которого Даладье соблазнял постом генерал-губернатора Индокитая, лишь бы убрать подальше, – подал в отставку в знак солидарности со своим другом Кьяппом[100]. «Качнувшись вправо» при формировании кабинета, премьер теперь «качнулся влево» или, по образному выражению Фабри, «перебросил винтовку с правого плеча на левое» (FPC, 44). Он снова пригласил социалистов к сотрудничеству. Те отказались войти в правительство, но были готовы поддержать его в парламенте и открыто ликовали, что «Париж, наконец, освободился от диктатуры Кьяппа» (PPF, 93). Фабри и Пьетри подали в отставку, но остальные министры поддержали премьера, и тот без труда заполнил вакансии.
«Снять Кьяппа с должности или просто переместить означало вызвать всеобщую мобилизацию консервативных сил»[101]. L’АF назвала это «маленьким государственным переворотом ради спасения воров» (PPF, 84). Депутаты от Парижа и департамента Сена, в основном «правые» республиканцы из оппозиции, расценили решение Даладье как недружественный акт провинциалов из правительства против столицы и 5 февраля выступили с официальным протестом «от имени Парижа». Национальный союз ветеранов, недовольный сокращением пенсий, запланировал на 4 февраля демонстрацию против «воров», но Кьяпп сумел отговорить его руководителей. Теперь союз, из тактических соображений поддержанный прокоммунистическим Национальным республиканским союзом ветеранов, решил выступить. «Эти организации, раздираемые соперничеством фракций, стали подобием и орудием старых партий, – вспоминал Марсель Пейрутон. – Самые толковые из их вождей превратили ветеранство в профессию»[102]. К ним решили присоединиться «люди короля», «Патриотическая молодежь», «Французская солидарность» парфюмерного магната Франсуа Коти и «Огненные кресты». Превратившиеся под руководством «полковника» (на самом деле подполковника в отставке) Франсуа де Ла Рока из элитарного ветеранского клуба в массовое военизированное движение «вождистского» типа[103], «Огненные кресты» избегали участвовать в коллективных акциях и в течение всего января не показывались на улицах. Демонстрацию решили устроить вечером во вторник 6 февраля, когда Даладье будет представлять новый кабинет Палате депутатов.
99
«Vous n’êtes pas un ami; vous êtes l’ami» (Suarez G. Les heures héroïques du Cartel. Р. 199).
100
Открытые письма Кьяппа к Даладье и Ренара к Фро: Suarez G. Les heures héroïques du Cartel. Р. 242–245.
102
Marcel Peyrouton. Du service public à la prison commune. Souvenirs. Paris, 1950. P. 24.
103
Социально-политическая программа де Ла Рока требует отдельного исследования, что выходит за пределы настоящей работы.