События 6 февраля 1934 г. часто называли «фашистским путчем против Республики» и «вооруженным выступлением против безопасности государства», используя эти обвинения прежде всего против «Аction française». «Основной доклад» парламентской «Следственной комиссии, назначенной для выяснения причин и происхождения событий 6 февраля 1934 г. и последующих дней, а также всей ответственности за них» (полное название) не использовал такие формулировки, но на вопрос: «Была ли Республика в опасности?» – «определенно отве[тил]: да» (RGC, 54). Составленная из представителей всех фракций и депутатских групп, но с преимуществом радикалов и «левых» как партий парламентского большинства, комиссия должна была продемонстрировать объективность и выработать единую точку зрения. Однако почти все «правые» и «центристы» покинули ее до завершения работы, заявив о несогласии с выводами, принятыми большинством голосов участников. «Основной доклад» – лишь версия событий, принадлежащая заинтересованной стороне – правящей коалиции во главе с радикалами и их союзникам «слева». 10 дополнительных докладов по частным вопросам более информативны и объективны, но дополнения обычно мало кто читает.
Что именно произошло в тот день?[104]
«Находившиеся в Париже в те двое суток, что предшествовали 6 февраля, знают, что такое напряженность столицы и народа в исторические часы. Битва еще не началась на улицах, не считая мелких стычек, но уже захватила сердца и души»[105]. Организации назначили время (от 18 до 20 часов, по окончании рабочего дня) и место сбора, но не смогли договориться о едином плане действий, вопреки тому, что позднее утверждали власти. Ветераны собирались на Елисейских полях, «Французская солидарность» – на бульварах около Оперы, монархисты – на бульваре Сен-Жермен и на площади Согласия, которой предстояло стать ареной главного сражения. «Патриотическая молодежь», в руководство которой входили депутаты от Парижа и члены городского совета (Тетенже совмещал оба мандата), облюбовала мэрию, которую Дюкло назвал «штаб-квартирой фашизма»[106]. «Огненные кресты», подчеркивавшие свою независимость, подходили к Бурбонскому дворцу с тыла, со стороны Дома инвалидов. Запомним диспозицию.
Инициатива участия монархистов в демонстрациях протеста исходила от 25-летнего Генриха графа Парижского. Получивший хорошее образование и интересовавшийся, в отличие от отца, герцога де Гиза, политикой, будущий глава Орлеанского дома и претендент на престол смолоду невзлюбил Морраса или, по крайней мере, стремился избавиться от его опеки. Знание этого обстоятельства позволяет понять многое.
В «Воспоминаниях об изгнании и борьбе» граф Парижский много писал о Моррасе. Отдавая должное «исключительной и впечатляющей личности» и «выдающемуся уму, одному из высочайших и наиболее активных для своего времени», Генрих утверждал: «Нечто в нем (Моррасе – В. М.) меня останавливало. Он производил впечатление силой убеждений и высотой духа, но я находил его чрезмерным, слишком уверенным в том, что он провозглашал. <…> Я уже начал понимать, что монарх ни к кому не должен привязываться, но слушать лишь один голос, самый высокий. <…> А он требовал полного подчинения. <…> Мне было двадцать лет. И мне было неудобно демонстрировать недовольство этому человеку, отважному, требовательному и доминирующему, с головы до пят бывшему бо́льшим монархистом, чем монарх, поскольку я не был согласен с его идеями» (HCP, 75–77).
После осуждения «Аction française» Ватиканом в конце 1926 г. герцог де Гиз осторожно поддержал движение, выразив надежду, что конфликт скоро закончится. А его сын проявил интерес к Жоржу Валуа, выступившему против Морраса, и «взял за правило с наибольшим вниманием выслушивать диссидентов» (HCP, 89). Почему? Потому что «глава французского королевского дома должен рано или поздно проявить независимость, выработать собственную мысль и проводить собственную политику», а монархисты «живут во Франции как изгнанники» и «отказываются считаться с окружающей действительностью, что мне казалось опасным» (HCP, 89). «Я понял, – продолжал граф Парижский, говоря о времени до 6 февраля, – что должен отдалиться от монархического окружения, если хочу установить подлинную связь со своей страной. <…> Мне казалось необходимым и важным отделить в общественном мнении французский королевский дом от “Аction française”» (HCP, 90, 97). Политическим советником претендента был брат вождя «Огненных крестов» Пьер де Ла Рок, которого Генрих назвал «верным другом» (НСР, 126). Однако «полковник» категорически отказался предоставить свое воинство в его распоряжение[107].
104
Кроме PPF, я использовал прежде всего источники и работы, связанные с «Аction française»: CRS, 251–256; VNC, 109–130; HAF, 151–155; WAF, 355–381; VCM, 367–374.