Удивительная метаморфоза в сравнении с первыми годами учебы в коллеже!
Искусству диспута его учил отец, считавший, что будущий адвокат должен уметь отстаивать свое мнение. Шарль хорошо запомнил один из первых уроков, которые преподал ему отец в присутствии брата Пьера. Шарль тогда жарко отстаивал какую-то свою мысль и при этом сильно раскраснелся. Отец повысил голос и сказал:
— Ты знаешь, почему ты так смело отстаиваешь свое мнение?
— Почему? — удивился Шарль.
— Потому что это мнение — твое. А своих «детей» мы всегда крепко любим.
— А может быть, он просто уверен? — заметил Пьер.
— Никакой другой причины нет! Если ты сам пришел к какому-то мнению, то уже не признаешь другого. Это хорошо, когда ты прав.
— А если Шарль поймет, что он неправ? — Пьер смотрел на отца, а Шарль слушал обоих. — Тогда что делать — стоять на своем или уступить?
Отец отвечал не ему, а Шарлю:
— Когда споришь, умей прислушиваться не только к себе, но и к словам противника, и если уловишь в его аргументах истину, уступи ей. Не будь подобен таким ученикам, которые, с малолетства привыкши, готовы до смерти отстаивать свою точку зрения. Они никому не уступят, какими бы глупыми и неверными не были их аргументы.
— Я могу сдаться? В классе? Да меня же засмеют! — удивился Шарль.
— Никогда! — ответил отец. — Вот если ты пойдешь против истины — вот тогда тебя действительно засмеют.
— И ты уподобишься сварливой жене! — засмеялся Пьер.
— Какой жене? — не понял Шарль.
— Это старинная притча. У одного мужа была злая, сварливая жена, которая спорила по любому поводу. Мужу однажды это надоело, и он схватил ее за волосы, притащил к реке и бросил в воду. Потом одумался и пошел ее искать. Знакомый человек, повстречавшийся ему, засмеялся: «Что же ты ищешь ее вверх по реке? Тебе надо искать вниз по течению». — «Я знаю, что я делаю, — отвечал муж. — Жена всегда все делала наперекор и до последнего дыхания будет противиться течению реки!»
И все трое засмеялись. Юный Шарль хорошо запомнил этот урок. Позже он снова встретится с этой притчей, когда будет переводить басни Фаэрна.
Теперь на диспутах он отстаивал только истину, ибо сначала выяснял ее.
Философию преподавал высокий рыжий учитель, у которого была странная привычка засовывать правую руку под левую подмышку. Один из первых диспутов, который провел пятнадцатилетний Шарль, посвящался вопросу: «Надобно ли оружие с науками соединять?» Он был особенно памятен для Шарля, ибо был с блеском выигран им.
— Надобно ли солдату учену быть? — бросил в класс учитель свой вопрос.
— Конечно, нет! — воскликнул с места рыжий Жан, сын мельника.
— Изволь доказать! — подошел к нему учитель.
— Шпагой служащий воин, — громко начал Жан, — от наук храбрее и умелее не делается. Напротив того, учением испорченный, он в несносное ребячество впадет.
— Так, ну а ты что скажешь, Луи? — Учитель протянул левую руку в сторону другого мальчика.
— Святой Апостол Павел, — неторопливо заговорил угрюмый Луи, медленно поднявшись из-за стола, — не желал в церкви своей таких магистров иметь, которые бы светскими науками за облака залетали. А солдаты ученые о поэзии да о птичках думать будут вместо того, чтобы оружием овладевать.
— Это бред! — крикнул с места Шарль, а Борэн поддержал его кивком головы.
— Подожди, Перро, — остановил его учитель, — еще не все против науки высказались! — Но так как все молчали, учитель задал наводящий вопрос: — По крайней мере не могут ли науки шпагой служащему мужества придать?
Нехотя, медленно поднялся толстяк Поль, сунул огрызок яблока в карман и проговорил, растягивая слова:
— Никак не могут! Чем ученее человек, тем он боязливее, а значит, более склонен к миру будет. Один полк неученых, только храбрых солдат может такой город взять, в котором 40 или 50 тысяч робких философов будет.
— Так, интересно! — улыбался учитель. — Нет ли у кого на это примеров?
Черный, как грек, Фанфан вскочил со стула:
— Есть примеры! Как скоро греки и римляне научились красно и приятно говорить, с тех пор всякую добродетель полюбили, а храбрость забросили. Славнейший из римлян полководец Мариус солдат своих не из школ, а из деревень, потом еще мастеровых людей из лавок брал. Римские императоры Ликий и Валентиниан науки в своем государстве страшнее всякого яда почитали. Хотя древние готы ничего другого не знали, как жечь да рубить, однако, ученых греков победивши, школы нарочно для того им оставили, чтобы греки, расхрабрившись, самих готов не одолели.