— А еще мне кажется, что у меня где-то было немного «Леча».
Он произнес «Леч» и усмехнулся. Он знает, что это произносится «Лех», он даже спрашивал об этом Павла, но продолжает говорить «Леч», потому что так он может все легко обратить в шутку.
— «Зубр» подойдет, — с трудом выговариваю я. Дэв открывает бутылку и протягивает ее мне.
В зеркале за его спиной я замечаю свое отражение.
Вид у меня усталый.
Знаете, иногда я смотрю на себя и думаю: «Вот так?» А потом сам себе отвечаю: «Да, именно так. Лучше выглядеть ты уже не будешь. А завтра ты будешь выглядеть немного хуже, и так до конца твоих дней. Тебе стоило бы перейти на какие-нибудь витамины».
У меня стрижка как у мужчины за тридцать. До недавнего времени я носил стильные рубашки с ироничными надписями, но в конце концов понял, что настоящая ирония заключалась в том, что они придавали мне далеко не стильный вид. Мне слишком много лет, чтобы экспериментировать с прическами, но слишком мало, чтобы окончательно определиться, с какой именно стрижкой меня похоронят. Вы прекрасно понимаете, о чем это я, — все так завершают свой путь, если у них остается хоть немного волос. Унылая, прилизанная прическа. Она украшает голову каждого из мужчин в слишком просторных рубашках, сидящих за завтраком в ресторане курортного отеля в окружении неприятного вида детей и печально-злобной жены, всю жизнь потративших на то, чтобы растоптать его амбиции, расплющив их до состояния его прически.
Я не хочу сказать, что чем-то лучше их или что у меня какие-то особенно возвышенные устремления. Я ничем не примечательный человек без своего стиля — таких, как я, миллионы. При этом я нахожусь в крайне неприятных годах между «и тридцати нет» и «за сорок». Я думаю, этот период разумно назвать «где-то за тридцать». Иногда я задумываюсь, что будет написано под моей фотографией в «Вэнити фэр», которая появится там, когда я напишу для них что-то вроде редакционной статьи и они решат сделать меня звездой.
Прическа сотворена Анджелой из парикмахерской «Тони энд Гай» у метро «Эйнджел». Пальцы у нее пахнут табаком, и она упрямо говорит «спаршивать» вместо «спрашивать».
Парфюм от «Линке Африка» (мужской) — два фунта семьдесят шесть пенсов, супермаркет «Теско-Метро», Чаринг-Кросс.
Часики «Свотч» — спонтанная покупка в аэропорту Женевы — наш рейс задержали на три часа, а шоколадку я уже купил.
Одежда — демонстрационный экземпляр (приобретен с 10-процентной скидкой благодаря ВИП-карте сети магазинов «Топмэн», доступной бесплатно для кого угодно).
Но я и сам не так уж и плох: некая испанская модель, с которой я познакомился в испанском же баре на Хенуэй-стрит и даже пригласил ее на своего рода свидание, заметила, что я выглядел «очень по-английски». Я отнес это на счет того, что, видимо, действительно похож на Эррола Флинна. Позже, однако, выяснилось, что он на самом деле австралиец.
— Что за день, — проговорил Дэв вздыхая — пожалуй, слишком тяжело для человека, день которого вряд ли был так уж полон событиями. — А ты? Чем занимался?
— Так, ничем, — ответил я машинально.
День не задался с самого утра. Молоко скисло, чего и следовало ожидать, почтальон стучал и гремел почтовым ящиком, но худшее произошло, когда я, полный дурных предчувствий, включил компьютер, зашел на «Фейсбук» и, хотя было ясно, что рано или поздно подобное должно произойти, прочитал эти злополучные слова.
…Проводит лучший отпуск в жизни.
Пять слов.
Новый статус.
А рядом имя — Сара, и оно само по себе достойно того, чтобы по нему щелкнули мышкой.
Так я и поступил. И вот она. В лучшем в ее жизни отпуске.
«Остановись, — подумал я. — Все, хватит. Встань, прими душ».
Она в Андорре. С Гэри. В лучшем в ее чертовой жизни отпуске. Я захлопнул крышку ноутбука.
Неужели ей все равно, что я это увижу? Неужели она не понимает, что эта фраза тут же оказалась у меня на экране? И у меня в сердце. И эти снимки… Они сделаны под тем же углом, под которым я всегда смотрел на нее, с той же позиции. Но на этот раз по другую сторону фотоаппарата был не я. Это не я пытался сохранить мгновения, проведенные вместе. Это не мои воспоминания. Так что мне они не нужны. Я не хочу видеть ее в платье без рукавов, загорелой и счастливой. Я не хочу видеть, как она сидит за столом и, смеясь, смотрит на фотографа, а ее глаза светятся радостью и любовью. Я не хочу выискивать и запоминать крошечные, не имеющие никакого значения детали. На столе пицца «Маргарита», ее вьющиеся волосы выгорели на солнце, она больше не носит цепочку, подаренную мною. Я не хочу… Но я снова открыл ноутбук и уставился на страницу, запоминая все до малейших деталей. Я ничего не мог с собой поделать. Сара была «в лучшем в своей жизни отпуске», а я… Кстати, а что я? Я посмотрел на свою последнюю запись.