Однако следует заметить (хотя сама она не хотела признаваться в этом даже себе), что ей никогда не нравился порывистый ветер, дувший на открытом пространстве, или пронизывающая сырость, от которой не было спасения в Трафальгар-хаусе. Откровенно говоря, она бы с радостью возвратилась в их старое, уютное жилище. И, кроме того, овощей там всегда было намного больше в любое время года.
Сидни с сочувствием выслушал их жалобы, изо всех сил стараясь приободрить свое несчастное семейство. Вероятно, самым необычным, несмотря на все другие обиды и огорчения, был тот эффект, который произвел приближающийся крах Сандитона на его добрую сестру Диану. Она недвусмысленно дала понять, что считает нелепые угрозы его респектабельности публичным оскорблением, нанесенным ей лично.
С того момента как она поселилась здесь, возложив на себя обязанность всегда выступать в роли защитницы Томаса — невзирая на беспокойство о своем собственном здоровье и здоровье Сюзанны, не говоря уже об опасениях, связанных с неминуемой кончиной Артура, — она обнаружила некоторые несомненные преимущества в переселении на побережье, о которых она даже не могла и мечтать! В сущности, благодаря своему переезду она обрела повышенную чувствительность и восприимчивость!
Она всегда стремилась делать добро своим современникам, но до настоящего времени ей не приходилось сталкиваться со столь многими людьми, подобно ей больными и нуждающимися. В этом братстве, в этих товарищеских отношениях она познала более утонченное удовольствие: удовольствие ежедневного близкого общения с родственными, страждущими душами. Леди обнаружила много других способов приносить пользу, а награда за это оказалась равной той, которую она получала от ухода за своей болезненной сестрой и младшим братом.
Она посвятила свой энтузиазм делу процветания Сандитона. Леди Диана превратилась в пламенную патриотку этого места, восхваляя прелести жизни у моря и его целительные свойства, а также обрела еще одно уникальное свойство: стала кем-то вроде эксперта по работе с грубыми и неприветливыми смотрителями купален. Каждый вновь прибывший, рискнувший испытать на себе чудотворное воздействие морских процедур, должен был сначала разыскать мисс Паркер, прежде чем решиться на погружение.
— Я служу, как могу и умею, дорогой брат, — заявила она ему со своей обычной сдержанностью. — Но я делаю это с такой преданностью, с которой ничто не может сравниться! Поскольку я сама испытываю страдания, то мне легче понять недомогания других людей.
Затем, обращаясь к нему за помощью, она взмолилась:
— Дорогой Сидни, теперь, когда ты приехал к нам, ты можешь оказаться полезным. Наши лечебные процедуры здесь действительно оказывают целительное действие, их ни в коем случае нельзя смешивать с чистой коммерцией в городке! Только представь себе, нечистоплотные и неразборчивые элементы способны перечеркнуть ту хорошую работу, которой я сейчас занимаюсь! Они просто расчетливые грабители! По моему мнению, к ним относятся и деятели из департамента финансов вместе со своими криминальными противниками. Дорогой брат, значение имеют лишь целебные, нравственные методы. И мы их нашли! Нужно лишь пресечь злоупотребления, избавиться от них, и снова вернуться к своим делам.
Со своей стороны Сидни Паркер пообещал любую помощь и содействие. Впрочем, он сам мог пребывать в некотором замешательстве относительно того, что способно помочь Шалтаю-Болтаю, вышедшему из доверия, но, как всегда, когда он имел дело со своей властной сестрицей, ему не оставалось ничего иного, кроме как слушать и повиноваться.
Кроме того, этот новый императив должен был влить в него свежие силы для выполнения стоящей перед ним задачи. Оказавшись, подобно Гамлету, в сложной ситуации, он должен был столкнуться со множеством проблем и спасти свою семью. Хотя наш Сидни Паркер оставался привычно бесстрастным, но, собираясь действовать, он должен был, пусть даже в шутку, по крайней мере признаться в одном: ему следовало попытаться изменить положение вещей хотя бы только ради одной мисс Хейвуд.
Сколь случайными ни были бы его любовные приключения, он все-таки помнил, что награда — любовь красавицы — всегда достается храбрейшему. Эта точка зрения отныне представлялась ему исполненной здравого смысла.