И все-таки сколь мало внимания при этом переезде было уделено ее собственной душе! Она испытывала беспокойство, бродя по длинным коридорам своего нового жилища. Она тосковала по людям, которых знала и которых оставила — своим ближайшим родственникам, и чувство одиночества, которое снедало ее, а также оторванность от всего, что ранее окружало ее, оказывали на девушку угнетающее действие.
Действительно, она испытывала чувство благодарности к леди Денхэм. Однако же преобладающим было чувство благоговейного страха. Разве ее не вырвали из когтей бедности и поселили в этом роскошном особняке с видом на море? Помимо всего прочего, разве не избавили ее от перспектив безрадостной жизни — в лучшем случае от роли прислуги в каком-нибудь жалком, неприветливом доме или, что намного хуже, от положения дальней родственницы, финансовые неурядицы которой длились бы бесконечно? Те Бреретоны, которых она знала, были добрыми людьми. Они никогда не предали бы ее, хотя, по правде говоря, они владели очень немногими богатствами, охотников до которых, напротив, было великое множество.
Клара должна была всегда помнить о проявленном по отношению к ней снисхождении, о той ответственности, которую возложила на нее леди, проявив терпение к ее появлению в Сандитоне; именно таким образом она истолковала благожелательность своей тетки. Какие бы трудности перед ней ни стояли, в силу своей молодости и неискушенности она намеревалась преодолеть их, сохранить надежду, направить свой живой ум на завоевание положения в новом доме.
Как следствие, многие обстоятельства переменились в ее пользу. Тем не менее, хотя сейчас ее светлость явно ценила Клару, она не могла забыть о первоначальной холодности, об этом менторском тоне, какими встретили ее сразу же после приезда, когда, почти ничего не зная о привычках своей хозяйки, она позволила чувству страха смениться мимолетной радостью — когда она впервые увидела роскошные покои ее светлости, испытала счастливое ощущение спасенной, оказавшейся в безопасной гавани. Она ходила, пританцовывая, в ее поведении сквозила живость, она даже напевала вполголоса от свалившегося на нее счастья, переходя из комнаты в комнату. И в этот момент Клару отрезвили слова ее тетки.
— Дитя мое, что за поведение! Я еще не привыкла к неуправляемости молодого поколения. Успокойся — ты так топаешь, что можешь разбить мои хрустальные сервизы — неужели ты намерена своим визгом расколотить их на мелкие кусочки? Здесь ты быстро научишься аристократическим манерам. Находясь на моем попечении, ты усвоишь уроки повиновения, которого вправе ожидать от тебя твои наставники. В Сандитон-хаусе это главное правило. И его не вправе нарушать никто из тех, кто мне близок.
Ее упрек оказался для молодой девушки холодным душем, он погрузил ее сначала в непривычный холод торжественности, а потом поверг в полную растерянность. Время от времени она задумывалась над своим положением и старалась оценить его: если она хотела, чтобы к ней здесь относились терпимо, то должна была знать свое место. И поэтому Клара Бреретон ушла в себя. Живая от природы, она постоянно следила за собой, чтобы не дать прорваться истинным чувствам. Она находилась здесь из милости, только для того, чтобы доставлять удовольствие.
Однако вскоре она обрела некоторый комфорт, который пришел к ней вместе с молодым посетителем Сандитон-хауса. Сэр Эдвард Денхэм подружился с девушкой. Он обладал прекрасными манерами; он был не прочь пофлиртовать; он был образован и упорен. Как им можно было не восхищаться?
Одинокая и отчаявшаяся, она с упоением внимала каждому его слову. Разве удивительно, что она была склонна поверить романтичному сэру Эдварду, когда он устремлял на нее темные глаза и начинал читать стихи из своего безграничного запаса?
К чему же тогда преувеличивать или преуменьшать значение той сцены, свидетельницей которой стала Шарлотта? Как можно счесть ее достойной удивления или непристойной? Пара была молодой; они испытывали друг к другу сильное влечение, причем очарование молодой леди заставляло подозревать большее, чем было на самом деле.
Она увлеченно слушала, как он читает стихи. Она восторгалась его страстью к поэзии. Она бесконечно изумлялась его эрудиции. Как часто она мечтала о подобном мужчине! И какая девушка на ее месте не испытывала такого чувства? Чувствительный и чувствующий, одухотворенный герой, испытывающий тягу к учению, он намного превосходил банальных и серых личностей, окружавших ее, он стремился к славной, полной приключений жизни, о которой она только читала в книгах. Именно таким предстал перед ней сэр Эдвард в ее первые, самые тяжелые дни пребывания в Сандитон-хаусе.