«Бриссо, это чудовище, на чьей совести кровь миллиона человек, Бриссо, заставивший нас объявить войну, все еще дышит! — возмущались газеты якобинского толка. — Голова Бриссо, как и головы остальных депутатов-клятвопреступников, должны пасть от меча закона!»
Пока Шарлотта находилась в пути в Париж, Конвент по предложению Сен-Жюста постановил считать изменниками отечества исключенных из состава Конвента депутатов, в число которых, как известно, вошли и те, кто нашел пристанище в Кане. Марат и Шарлотта Корде погибли раньше, чем взошли на эшафот жирондисты и их друзья. Ускорила ли смерть Марата их гибель? С одной стороны, церемонии воздаяния почестей праху Марата на время отвлекли внимание нации от всех прочих дел. С другой — народ хотел отомстить тем, кто, по его мнению, направил кинжал Корде в грудь его друга. Якобинцы обвинили Жиронду в измене, заговоре, развертывании федералистской пропаганды против Парижа, попытке реставрировать монархию, желании истребить половину Конвента. Семьдесят три жирондиста из числа членов Конвента мужественно подписали протест против ареста своих лидеров, подставив, таким образом, собственные головы под топор гильотины. Извещенный об этом Робеспьер решил не придавать преступного значения этому благородному человеческому порыву и не наказывать подписавшихся. Но впоследствии, когда протест был найден в бумагах Деперре, о подписантах вспомнили и отправили на эшафот. Всего за лето и осень 1793 года казнили 178 человек, отмеченных клеймом «жирондист».
Обвинения, сформулированные Сен-Жюстом в его речи, носили ярко выраженный пропагандистский характер: тайный сговор с роялистами, заговор против республики… Такие же обвинения в свое время выдвигали и жирондисты, пытаясь свалить Робеспьера и Гору. Якобинцы обвиняли жирондистов в федерализме, стремлении расчленить страну, а жирондисты винили монтаньяров в намерении установить диктатуру. Якобинцы пришли к диктатуре. Жирондисты попытались организовать сопротивление провинций диктатуре якобинского Конвента, но потерпели неудачу, ибо в то время любое сопротивление парижской революционной власти быстро приобретало белую, монархическую окраску[104]. Возвращения Старого порядка не хотели большинство французов, поэтому любая партия, желавшая утвердиться у власти, принималась пугать народ роялистскими заговорами.
Главный процесс над лидерами жирондистов начался 24 октября. Перед Фукье-Тенвилем стояла сложная задача: люди, которых следовало осудить на смерть, не сделали ничего, за что им следовало бы вынести приговор. Приходилось судить их за мысли и преступные намерения, доказать которые не представлялось возможным. Блестящие ораторы, искренние сторонники революции, еще имевшие друзей и в Конвенте, и среди тех, кто сидел в зале суда, жирондисты уверенно отвечали на вопросы, приводя в замешательство судей. Процесс затягивался, дебаты длились неделю, а конца не предвиделось. Деятельность жирондистов протекала открыто, на глазах у всех, поэтому свидетели, у которых хватало смелости сказать правду, признавали, что якобинцы всегда выказывали неприязнь к жирондистам. А сами жирондисты решительно заявляли: «Вы судите нас за наши убеждения. Вы обвиняете нас в заговоре, потому что мы мыслим иначе, чем вы».
Тогда Эбер, возможно, все еще имевший зуб на жирондистов, вместе с депутацией патриотов явился в Конвент и потребовал, чтобы присяжные, убедившись в виновности обвиняемых, прекратили прения. Требование признали справедливым, и 30 октября суд вынес обвинительный приговор. Говорят, что подсудимые пришли в необычайное волнение и даже попытались вырваться из оцепления. Некоторые, избавляясь от всего ненужного, стали бросать в зал ассигнации, которые возмущенный народ немедленно принялся топтать. Главный присяжный Антон ель побледнел, как полотно. Казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Валазе (у него была возможность спастись, но он отказался) заколол себя кинжалом на глазах потрясенного суда. А Ласурс воскликнул: «Я умираю в день, когда народ потерял рассудок, но когда он вновь обретет его, умрете вы!» Со стихами Вольтера на устах в тюрьме закололся жирондист Клавьер, бывший министр финансов, арестованный вместе с Манон Ролан. Если бы жирондисты не были жирондистами, то есть людьми, скорее слова, нежели действия, возможно, они смогли бы переломить ситуацию в свою пользу. Но этого не случилось; восклицая: «Смерть изменникам!» — народ при свете свечей (заседание затянулось до поздней ночи) покинул зал суда.