Прочитав в бюллетенях Национального конвента о том, что гражданин Марат, член Конвента, убит некой Мари Анной Шарлоттой Корде, бывшей Дармон, постоянный Совет коммуны Аржантана известил Конвент, что отец «означенной Корде Дармон» по-прежнему проживает у них в коммуне. «Предполагая, что среди бумаг гражданина Корде-отца может храниться преступная переписка или же указания на сообщников означенного преступления, гражданину Февалю и члену совета гражданину Ру поручили отправиться к гражданину Корде-отцу и допросить его относительно того, что ему известно об убийстве, а также произвести разыскания в его бумагах, и если потребуется, бумаги эти конфисковать или же опечатать».
Двадцатого июля, когда Корде работал над трудом под названием «Принципы правления», к нему явились трое чиновников из муниципалитета Аржантана и, предъявив предписание, обыскали дом, а самого Корде подвергли продолжительному допросу. По словам Вателя, несчастный отец, защищаясь, вынужден был унизить дочь, сказав, что она «не обладала никакими талантами, а, впрочем, для совершения убийства таланты и не требуются». Не обнаружив ничего предосудительного, чиновники удалились. Однако гражданин Корде по-прежнему чувствовал занесенный над его головой меч: его брат, Пьер Жак де Корде, находился в эмиграции, как и оба его сына.
Арестовали Корде и его престарелых родителей (восьмидесятитрехлетнюю мать, Мари Рене Аделаид и девяностолетнего отца Жака Адриана) спустя несколько месяцев — 19 октября 1793 года. В августе 1794 года родителей по причине преклонного возраста отпустили, а 19 февраля 1795 года, после почти полутора лет заключения, на свободу вышел и отец Шарлотты; за время пребывания в тюрьме здоровье его было сильно подорвано. Оказавшись на свободе, Корде д'Армон вскоре стал жертвой нелепой ошибки: чья-то небрежная (или коварная?) рука занесла его имя в списки эмигрантов, которые, согласно принятому Директорией закону, должны были в двухнедельный срок покинуть пределы Франции. Корде отбыл в Испанию, где в то время находился его старший сын Жак Франсуа Алексис, продолжавший успешно строить военную карьеру. Отец Шарлотты Корде скончался 27 июня 1798 года в Барселоне.
Жак Франсуа Алексис де Корде вернулся во Францию в 1803 году, женился и умер в 1809 году.
Пьер Жак де Корде и младший брат Шарлотты Шарль Жак Франсуа в составе роялистского десанта высадились 27 июня 1795 года на полуострове Киберон, попали в плен и были расстреляны «синими»[89]. Знали ли они о мужественной смерти своей племянницы и сестры? Наверняка знали. И кто-нибудь из них вполне мог сказать: «Если бы у нас снова правил король, Шарлотта уже была бы провозглашена святой».
Аббат Шарль Амедей Корде, у которого в детстве жила Шарлотта, эмигрировал и вернулся во Францию в 1801 году. Он охотно делился воспоминаниями о племяннице и называл ее «новой Юдифью». Аббат скончался в 1818 году.
Элеонора, сестра Шарлотты, осталась жить в Аржантане, зарабатывала на жизнь плетением кружев и, скорее всего, так и не вышла замуж. Скончалась она в 1813 году, в возрасте тридцати семи лет.
Мадам де Бретвиль газет не читала и об убийстве Марата и казни Шарлотты узнала от Огюстена Леклерка. К ней приходили с обыском, но ничего не нашли. Напуганная гневными манифестациями «маратистов», происходившими под ее окнами, мадам де Бретвиль с помощью Леклерка бежала в Версон, где скрывалась до тех пор, пока манифестации не прекратились. Она вернулась в Кан, однако умственное здоровье ее оказалось подорванным. Она скончалась в 1799 году.
Родственники Шарлотты пострадали гораздо меньше, чем можно было ожидать. Гораздо суровее обошлись с четой кукольников Луазон, обрядивших куклу в платье Шарлотты Корде и научивших ее кричать «Долой Марата!»: их арестовали и отправили на гильотину.
Ретиф де ла Бретон, старательно собиравший «все самые необычные факты, которые впоследствии приобретут бесспорную важность», рассказал о некой девушке из Кана, отправившейся в Париж «с намерением загладить ущерб, причиненный республике ее департаментом и преступлением Мари Анны Шарлотты Корде». «Средство, которое она пожелала для этого использовать, было по меньшей мере странное, — пишет Ретиф. — Пылкая брюнетка, примерно 26 лет от роду, намеревалась, по примеру древних галльских жриц, которые ежегодно торжественно дарили свои милости самым отважным воинам, подарить радости любви героям-патриотам. Для исполнения сего великодушного замысла она собрала сведения, а затем решила все сама увидеть и сама во всем убедиться. Но, как оказалось, сведения ее были далеки от точности. Один оказался женат на молодой и хорошенькой девушке, которую он обожал; у другого было то ли две, то ли три ревнивые любовницы; еще один презирал женщин и никогда не имел с ними дела. И так все остальные… Короче говоря, она так и не нашла того, кого могла бы осчастливить своими милостями, как она задумала. Она пребывала в размышлениях, когда случай поспособствовал нашей встрече. Не знаю, за кого она меня приняла, но тем не менее она решила избрать меня объектом своих благодеяний и сказала мне, что прибыла в Париж заглаживать вину своего департамента. Она поведала мне размеры своего состояния и прочие сведения. "Полагаю, гражданка, — ответил я ей, — что с вашей красотой и вашим состоянием будет более уместно составить счастье какого-нибудь молодого патриота, а он составит ваше, и вы вместе подарите государству достойных граждан. Для этого я вам советую познакомиться с кем-нибудь из парижан, успевших отличиться перед республикой; тогда вы ничем не будете отличаться от древних жриц". Мы отправились ко мне в секцию, и там ей приглянулся молодой человек, заведовавший канцелярией. Они поженились, и есть основания полагать, что они счастливы».