— Я сделаю так, как ты хочешь, — ответила его супруга, — но у тебя это получилось бы намного лучше. Я не буду знать, что сказать.
— Моя дорогая Мэри! — вскричал он. — Невозможно, чтобы ты растерялась. Нет ничего проще! Тебе нужно всего лишь обрисовать бедственное положение семейства Муллинов, рассказать об их искреннем обращении ко мне за помощью, и о том, что я согласился начать для них сбор небольших пожертвований, при условии что она одобрит эту затею.
— Да это легче легкого! — воскликнула мисс Диана Паркер, которая оказалась у них в тот момент в гостях. — Все сказано и сделано, причем быстрее, чем вы об этом сейчас толковали. И раз уж мы заговорили о сборе пожертвований, Мэри, я буду очень тебе благодарна, если ты расскажешь леди Денхэм об одном прискорбном случае, о котором мне поведали в самых трогательных выражениях. В Уорчестершире живет одна женщина, которой очень интересуются некоторые из моих друзей, и я вызвалась собрать для нее все, что смогу. Если бы только ты намекнула об этих обстоятельствах леди Денхэм! Она вполне может дать денег, нужно только к ней правильно подойти. Я считаю, что если ее удастся уговорить открыть свой кошелек, она способна пожертвовать десятью гинеями с такой же легкостью, как и пятью. Поэтому, если ты застанешь ее в благоприятном расположении духа, то можешь поговорить с ней и еще об одном благотворительном деле, которое я с несколькими друзьями приняла близко к сердцу, а именно об организации благотворительного приюта в Бертоне-на-Тренте. Потом, есть еще семья бедного мужчины, которого повесили в Йорке после последней выездной сессии суда присяжных, хотя мы собрали сумму, как нам казалось, достаточную, чтобы его выпустили. И если тебе удастся получить от нее для них хотя бы гинею, это будет просто замечательно!
— Моя дорогая Диана! — воскликнула миссис Паркер. — Я скорее полечу по воздуху, чем заговорю о таких вещах с леди Денхэм.
— А в чем трудности? Хотела бы я пойти с тобой. Но через пять минут мне следует быть у миссис Гриффитс, чтобы убедить мисс Ламб принять первую морскую ванну. Она так испугана, бедняжка, что я пообещала прийти и поддержать ее, и даже залезть вместе с ней в воду, если она того захочет. После этого я должна спешить домой, потому что в час дня Сюзанне должны ставить пиявки, и эта процедура продлится никак не меньше трех часов. Получается, что у меня нет ни минутки свободной, кроме того, между нами говоря, сейчас мне следовало бы находиться в постели, потому что я уже едва стою на ногах. Поэтому, когда с пиявками будет покончено, осмелюсь предположить, что мы обе удалимся в свои комнаты, где и проведем остаток дня.
— Мне очень жаль это слышать, правда, но, если дело обстоит именно так, я надеюсь, что Артур навестит нас.
— Если Артур последует моему совету, то он тоже ляжет в постель, потому что когда он остается один, то непременно выпивает и съедает больше, чем ему необходимо. Так что ты видишь, Мэри, что мне решительно невозможно пойти с тобой к леди Денхэм.
— Знаешь, Мэри, поразмыслив, я решил, что не стоит беспокоить тебя просьбой поговорить о Муллинах, — заявил мистер Паркер. — Я сам воспользуюсь возможностью увидеться с леди Денхэм. Я знаю, как неловко тебе бывает уговаривать кого-либо, кто не желает слушать.
Поскольку он отказался от своей просьбы, его сестре нечего было сказать в свою поддержку, чего он и добивался, ибо чувствовал всю неуместность и бесполезность их усилий, хотя и утверждал обратное. Миссис Паркер была явно обрадована таким исходом дела и радостная и довольная отправилась вместе со своей подругой и маленькой дочерью на прогулку к Сандитон-хаус.
Стояло душное и такое туманное утро, что когда они достигли вершины холма, то даже не смогли разглядеть, что это за дилижанс поднимается к ним. Сначала им казалось, что это двуколка, а в следующее мгновение они решили, что это фаэтон, запряженный то ли одним конем, то ли четверкой лошадей; они уже начали было склоняться к мысли, что лошадей все-таки две, когда молодые глаза маленькой Мэри рассмотрели возницу, и она радостно воскликнула:
— Это дядя Сидни, мама, это он!
Так оно и оказалось. Мистер Сидни Паркер, который ехал в очень симпатичном аккуратном экипаже, вскоре оказался рядом с ними, и все они остановились на несколько минут. Паркеры всегда вели себя друг с другом очень приветливо, поэтому встреча Сидни с его невесткой получилась весьма дружеской, причем последняя полагала само собой разумеющимся, что он направляется в Трафальгар-хаус.
Однако он отклонил это предложение. Сидни только что вернулся из Истбурна и намеревался, если получится, провести два или три дня в Сандитоне. Но разместиться он предполагал в гостинице. Он ожидал, что там к нему присоединятся несколько его друзей.
В остальном разговор свелся к общим расспросам и замечаниям, похвалам маленькой Мэри и завершился воспитанным и вежливым поклоном и комплиментами в адрес мисс Хейвуд, после того как ее представили ему. Они расстались, чтобы встретиться вновь через несколько часов.
Сидни Паркеру было лет двадцать семь или двадцать восемь, он был очень красив, уверен в себе, модно одет и держался с подкупающей непосредственностью.
Эта встреча послужила началом последующей беседы, длившейся некоторое время. Миссис Паркер пришла в приподнятое расположение духа и начала с восторгом расписывать пользу, которую, несомненно, принесет визит Сидни в деревушку.
Дорога в Сандитон-хаус была широкой, красивой, обсаженной по обочинам кустами и деревьями. Она бежала среди полей и спустя четверть мили упиралась во вторые ворота, ведущие на участок, не слишком обширный, который тем не менее отличался той красотой и респектабельностью, которые могут создаваться только изобилием очень хорошего строевого леса. Эти ворота находились в самом углу участка, совсем рядом с его границей, так что наружная ограда почти выходила на дорогу.
Парк был огражден забором, находящимся в прекрасном состоянии, там росли вязы, а колючие растения протянулись почти вдоль всей ограды. Следует подчеркнуть — почти, поскольку оставались и свободные, не засаженные кустами места, и Шарлотта, едва они оказались на участке, заметила сквозь ограду что-то белеющее на противоположной стороне поля.
Это «что-то» немедленно навело ее на мысль о мисс Бреретон. Подойдя к ограде вплотную, несмотря на туман, она и в самом деле увидела мисс Бреретон, сидевшую неподалеку у подножия спускавшейся от ограды насыпи, по которой тянулась узкая тропинка — мисс Бреретон сидела, спокойная и сдержанная, в обществе сэра Эдварда Денхэма.
Они придвинулись так близко друг к другу и так погрузились в негромкую беседу, что Шарлотта почувствовала: ей не остается ничего другого, кроме как тихо отступить назад. Их целью явно было уединение. Ей показалось, что это говорит не в пользу Клары; впрочем, ситуация была таковой, что судить строго и поспешно никак не следовало.
Шарлотта с радостью отметила, что миссис Паркер ничего не видела. Не будь Шарлотта такой высокой из них двоих, то белые ленты мисс Бреретон могли бы и не броситься ей в глаза.
Рассуждая про себя об этой встрече, Шарлотта не могла не подумать о тех исключительных трудностях, которые приходилось преодолевать тайным любовникам, чтобы найти подходящее местечко для своих свиданий украдкой. Здесь они, наверное, полагали себя полностью защищенными от посторонних глаз! Перед ними лежало открытое поле, позади через насыпь и ограду не могла перебраться ни одна живая душа, да и туман выступал их явным сообщником. И все-таки она увидела их. Им не повезло.
Дом оказался большим и красивым. Появились двое слуг, чтобы встретить гостей, и на всем лежал отпечаток достатка и порядка. Леди Денхэм считала себя либеральной домовладелицей и находила большое удовлетворение в поддержании порядка и своего стиля жизни. Их проводили в обычную гостиную, обставленную хорошей мебелью; хотя мебель была не новой, очевидно, за ней тщательно ухаживали и содержали в отличном состоянии.