При этих словах она подняла голову, чтобы вдохнуть соленого воздуха.
Шарлотта Хейвуд окинула леди внимательным взглядом.
— Да, я обратила внимание, мадам, как изменилось ваше состояние со времени нашей первой встречи. Вы как будто родились заново! Кто знает, может быть, как раз именно море и солнце Сассекса, сияющее с небес, и станут вашим ангелом-хранителем. Солнечный свет способен приободрить любого, он оживляет и одухотворяет. Я нахожу простое удовольствие в том, чтобы пройтись по этой полоске берега, и с готовностью подчиняюсь его магии. Но наш добрый мистер Паркер не устает повторять о вновь обнаруженной гармонии между нашим телом и его скрытыми глубинами и так красноречиво описывает чудесные случаи исцеления, свидетелем которых он становится почти ежедневно! Но наверняка, дорогая мадам, ваши собственные недуги не могут быть столь серьезными, как утверждают те, кто ими страдает.
Леди весело рассмеялась.
— В самом деле, дитя мое, несмотря на наш скептицизм, его экстравагантные заявления вполне могут сбыться! Просто подумайте о нашем собственном настроении. Разве не изменилось оно в результате этой невинной экскурсии? И разве не свидетельствует это в пользу теории мистера Паркера? Увы, мы опутаны сетями Вселенной, хотя сами почти не отдаем себе отчета в ее силе и неистовстве! И мы должны подчиняться этим силам, хотя бы ради сохранения собственного здоровья. Так давайте же так и поступим. Наш обретший успокоение разум последует за нашим бедным телом, как и должно быть. Во всяком случае, нам остается на это надеяться. — Она сделала паузу, прежде чем продолжать, словно бы для того, чтобы почерпнуть уверенность в свежести морского бриза. — Но, мисс Хейвуд, как замечательно вы выступили в мою поддержку в Сандитон-хаусе. И как удивительно то, что вам вполне понятны опасности, подстерегающие художника. Столь полное понимание творчества такой молодой особой, как вы, восхищает меня, должна признаться. Немногие способны представить себе те трудности, с которыми приходится сталкиваться людям искусства — преодолевать их! Я имею в виду это постоянное стремление угодить тому, что в последние годы получило название «широкой публики». Ах, есть целые легионы обожателей романов, у которых одна цель — доставлять удовольствие, хуже того, льстить и вводить в заблуждение! Быть заложницей читателей, которые никогда не обременяют себя мыслью, а хотят только того, чтобы их утешали и умиротворяли, убаюкивали до сладкого комфорта и удовлетворения. Что до их аплодисментов созерцанию жизни и размышлениям над ней — то это напрасная надежда. Сейчас я вынуждена искать читателя — такого, с которым нянчатся в библиотечных кругах Лондона. Потворствование им, боюсь, заведет нас в тупик. Кроме того, мисс Хейвуд, я полагаю, что не стоит говорить о ежедневных препятствиях, чинимых нашему полу на пути к созданию художественных произведений. Наш негромкий голос, едва ли вообще когда-либо приветствуемый на рынке, редко бывает услышан, сколь бы велики ни были наши достижения.
Шарлотта вслушивалась в эти рассуждения с большим интересом, пораженная искренностью и прямотой этой леди. Она не привыкла к серьезным разговорам или к размышлениям на серьезные темы; во всяком случае, не здесь, на побережье. А сейчас она столкнулась со знающим, глубоко мыслящим человеком, прекрасно излагающим свои взгляды.
Шарлотта пришла в полный восторг, оттого что ее отметила эта замечательная леди, да еще представила в столь выгодном свете. Следует признать, что Шарлотта оказалась полностью покорена ею.
Возражая леди Тернер и объясняя, что ее слова за столом у леди Денхэм стали всего лишь реакцией на услышанные экстравагантные высказывания — и признавшись в своем неприятии бессмысленного и преувеличенного восхваления, — Шарлотта скромно отметила отсутствие у себя какого-либо предубеждения. Она надеялась, что о ней будут думать всего лишь как о читателе, дилетантке, и не более того.
— Это правда, — пустилась она в объяснения, — что, хотя моя семья никогда не была столь счастлива, чтобы пользоваться преимуществами городской жизни — с ее клубами для чтения и дискутирования, картинными галереями и концертными залами, — даже при этом мы находили выход и в своей деревенской жизни. Понимаете ли, миссис Тернер, мой отец уверен в том, что первоочередная обязанность англичанина состоит в том, чтобы подняться над вульгарностью, избегать неучтивых слов — подняться над тем, что он называл «поведением неотесанной деревенщины». Он придерживается глубокого убеждения — независимо от того, идет ли речь о мужчине или о женщине, — что воспитание образованного восприятия, чуткости и разумения должны играть главенствующую роль в нашем образовании. Поэтому нас — всех молодых Хейвудов, а нас много — всегда поощряли и подталкивали к учению. Наши настойчивые родители снабжали нас всевозможными книгами, а вместе с тем старались воспитать в нас трудолюбие и упорство. Потому что в моей семье, мадам, существует обычай читать вслух для всех. Дома мы с братьями и сестрами никогда не испытывали недостатка в общении. Мы всегда были готовы не просто изучать и оценивать, но и подвергать сомнению все, что мы слышали. Иногда, распознавая ерунду, должна признаться, мы не могли удержаться от смеха. Да, миссис Тернер, вместе мы были такой силой, что немногое могло ускользнуть от нашего внимания! Шла ли речь об исторических исследованиях, романтических или готических балладах, о журналах для путешественников или философских опусах, мы всегда имели что сказать, часто споря друг с другом. Как я любила подобные домашние вечера! — заключила взволнованная молодая леди. — Я ставила их превыше всех и всяческих развлечений. Именно там я обретала уверенность в себе и самостоятельный взгляд на мир.
Шарлотта остановилась, смущенная. В конце концов, у них произошла всего лишь случайная встреча. Она боялась, что говорила слишком откровенно и слишком долго.
Миссис Тернер не терзалась подобными угрызениями совести, ей действительно были очень приятны эти одухотворенные воспоминания мисс Хейвуд. Очарованная ее описанием жизни в Уиллингдене, она захотела узнать о ней больше.
— Теперь моя очередь восхищаться вашими устремлениями, — заявила она. — Разве можно отыскать более подходящую компанию для культурного развития, чем собственная семья? Нет, моя дорогая, это нельзя считать привилегией исключительно искушенного лондонского общества. Я одобряю вашего достойного отца. Что касается тех пробелов, которые могут быть в вашем образовании из-за оторванности от городских центров, то прекрасные художественные творения никуда от вас не денутся, они станут вашими, как только вы дадите себе труд отыскать их. Мисс Хейвуд, вы еще молоды и, я надеюсь, встретите на своем пути многих людей, насладитесь чудесными местами и даже обретете удовлетворение в активной деятельности, когда будете к тому готовы.
Приободрившись, Шарлотта продолжала, развивая свою первоначальную мысль.
— Видите ли, миссис Тернер, — сказала она, — некогда я ошибочно полагала, что те, кто много читает, должны обладать и большим пониманием. В этом я ошибалась. С тех пор как я появилась здесь, в обществе Сандитона, я обнаружила, что на самом деле это случается редко. Чтение книг, в которых добросовестно описываются добро и зло, может предполагать воспитание мудрости, проницательности, и, вероятно, даже развитие способности судить здраво — но кто сказал, что мы в состоянии усвоить все это самостоятельно? Даже гений мистера Ричардсона, например, не может гарантировать подобного. Его негодяи предстают столь живыми, что завладевают вниманием читателя, для некоторых молодых людей они становятся чуть ли не образцами для подражания. Его мир настолько вторгается в нашу жизнь, мадам, что читатель вряд ли способен догадаться по его повествованию, на чью долю выпадут наибольшие испытания.
Миссис Тернер сразу же поняла ее и рассмеялась. Тем не менее она нашла замешательство мисс Хейвуд очаровательным, более всего ей пришлись по душе ее искренность и озабоченность.
Обе леди шагали рядом, погруженные в приятную беседу. Расставаясь, они договорились о том, где и когда встретятся вновь, выбрав для новой встречи тот час, когда купальщики еще не спускаются к воде, а городок только-только начинает просыпаться.