– Совсем свихнулась? – темная бровь приподнимается. – Лера, так поступают только маленькие девочки без головы на плечах.
Адреналин в крови закипает, и получается выдать на одном дыхании:
– Я же самоуверенная дурочка – кроме себя никого вокруг не вижу и в жизни ничего не понимаю, – хочу оттолкнуться от него, но не могу разорвать крепкие объятия.
– Глупости! Я просто спровоцировал тебя, – Генри тянет меня из тесного угла, но руки не размыкает, прячет от холода своим широким телом, пытается завернуть в себя, как в одеяло. Чтобы выйти из укрытия, нам приходится прижаться друг к другу еще плотней. Его тепло приятное и не отталкивающее, от этого подкашиваются ноги. – Ох, и место выбрала, здесь же вонь жуткая, – ворчит Север, и его руки не дают упасть и согревают спину сквозь шелк платья.
– Я н-не успела выб-б-рат-ть получше, – заикаясь, говорю и растягиваю задубевшие губы в улыбку. – А зачем провоцировали?
Он улыбается, накрывает крепкими руками, прячет от мороза. Генри тоже дрожит, а я виню себя за то, что вынудила его рискнуть собой. Глупо получилось.
– Понравилась ты мне, – говорит открыто, а меня качает. Да врет же! Но Генри не перестает откровенничать: – Надо было проверить почву: рыхлая она или болотистая.
– И? – вжимаюсь в его плечо. Мы медленно идем мимо витрин с игрушками, я еле ступаю, потому что ноги от холода превратились в два бревнышка.
– Держи, Золушка, – Север протягивает мне туфли, а я отшатываюсь. Вряд ли смогу туда впихнуть деревянные от мороза колодки. – Что? Не твой фасон?
– Матушка постаралась, – опускаю глаза и растягиваю ненавистную юбку окоченевшими пальцами.
– Ну, она, видимо, хотела, чтобы ты выделялась в толпе ярким малиновым пятнышком. Пойдем, Лера, а то заболеешь, – широкая ладонь зазывает и качается перед лицом. – Ну же!
– Я не хочу назад. Не заставляй… – впервые перехожу на «ты» и замечаю в глазах цвета крепкого чая блеск победы. Но он тут же гаснет, будто на смуглое лицо Севера наползла маска равнодушия.
– Тогда ко мне? Здесь недалеко, – Генри наклоняет немного голову, черные волосы рассыпаются по высокому лбу, а я пытаюсь прочитать его эмоции. Ни единой, словно он сделан из камня. Только теплого камня. И так хочется согреть возле него руки, но я прячу задубевшие ладони за спиной.
Меня грызут сомнения и страх. Не влезу ли я в петлю еще больше? Шарм давно заплел душу, как мощные лозы актинидии, но есть еще мизерная возможность уйти. Попросить подвезти к тете Лесе? За пару недель вся магия мужчины выветрится, и я попытаюсь жить дальше. Но как же папа? Получить возможность помочь самому важному человеку и отступить в последний момент? Да и Валентина задушит меня своими обвинениями, подкинет новую змею в кровать.
– Обещаю вести себя прилично, – говорит Север и легко касается моих волос на плечах, пропускает указательный палец в завиток и дает ему спружинить. Я непроизвольно отступаю. Это «прилично» меня и пугает. Слишком приятна его близость, да и он не кажется испорченным мажором, как я представляла.
– Так, – он неожиданно фыркает, выбрасывает туфли в снег и подхватывает меня на руки. – Пока мы будем болтать, ты лишишься ног, а я буду виноват. Твоя же мать меня потом и сожрет.
– Она будет только благодарна, – понимаю, что ляпнула лишнее. Утыкаюсь в широкое плечо и прячу глаза. Как же тепло в его руках, как же хочется замереть в этом мгновении, пока он не разобрал, что я ему совсем не подхожу.
– Неродная тебе? – тихо спрашивает Генри и уверенно шагает по дороге к частному поселку. Прижимает меня к себе, как что-то ценное. Страшно, что будет дальше, но я не сопротивляюсь. И сил нет, и желания.
– Мачеха, – мое дыхание проникает сквозь тонкую ткань его рубашки, и я чувствую, как Генри вздрагивает. Обнимаю мужчину за шею и стараюсь укутать своей меховой накидкой, чтобы хоть немного передать ему тепла. Он мягко улыбается на этот жест, но почему-то мне кажется, что на его губах застывает печаль и боль.
Золотистый взгляд сползает по моему лицу на губы, и я пялюсь на Генри, не в силах отвести глаз. Высокий лоб, выраженные поперечные морщинки, скос ровного носа и слегка посеревшая от холода смуглая кожа. От света фонарей темные волосы кажутся с синим отливом. Тонкая линия губ прячет белую нить ухоженных зубов, а ресницы прикрывают глаза цвета сухой травы
Морозное дыхание стягивает кожу, обвожу языком обветренные губы и замечаю взгляд Генри.
– Тогда не позволим ей злорадствовать, – говорит он хрипловато и, сворачивая к охранному корпусу, стучит ногой по воротам. Знаю, что галерея – это его дом, только вход в жилую часть с другой стороны.