Ворохлов (мрачно). Прынт такой, оттого и варишь. Все на свете по прынту делается.
Елизавета Алексеевна, отвернувшись, тихонько смеется, потом подходит к Илюшечке.
Арданова. Илья Ильич, чашку чаю. Что вы так тихо сидите?
Илюшечка (очень смущенно). Благодарю, я… дома пил, я с удовольствием, не хочу.
Ворохлов (с сокрушением покачав головой). Не везет мне в сынах. Один спился, сбродяжился, а другой вот, стиль декаля. Старшего-то в Лондон посылал. Исправник покойный правду говорил: «Выпороть его надо, а не в Лондон».
Ворохлова. Ну что же говорить, исправник они, конечно, человек начитанный, а где уж нам-то различать, когда человека пороть надоть, а когда его в Лондон. А и то сказать, какой ни на есть Петруша наш, одначе добрые люди им не брезгивают. На прошлой неделе Чеканевы сватов присылали.
Арданов. Это какие Чеканевы?
Ворохлова (гордо). А такие, что при своих средствах и винокуреной завод свой. И очень, говорят, нам с вами породниться приятно, и живем мы, говорят, слава Богу, и у нас маменька с утра в шелковом платье в гостиной сидят и пасьянс раскладывают. Вот как добрые люди про нашего Петрушу думают.
Ворохлов. Ну. Распавлинила хвост.
Входят Полина Григорьевна и Долгов.
Полина. Бонжур, бонжур. Вот Андрей Николаич у нас сидел, я и его с собой притащила. Я мелодия, а он мой акомпаниман. Хи-хи-хи.
Арданова. А что же Петр Петрович?
Полина. Ах, право не знаю. Он все возится со своим пернатым царством.
Ворохлов. Это что же, кур разводит, что ли?
Полина. Нет, у него теленок и две свиньи.
Арданов подвигает стул Полине.
Полина. Нет, я хочу рядом с Ильей Иванычем. Илья Иваныч наш меценат.
Ворохлов. Это к чему же? Как понимать?
Полина. В полном смысле. Вы наш городской покровитель, и вы пожертвовали в приют пять мешков крупы. Я все знаю.
Долгов. Восторг, восторг и восторг, Полина Григорьевна, дайте мне скорее поцеловать вашу ручку. (Целует и говорит серьезно.) Мерси. Вы сами не подозреваете, сколько вы можете доставить чистой радости.
Ворохлова. Как это все по-столичнэму.
Долгов. Что?
Ворохлова. Обращение, говорю, очень московское.
Ворохлов. Теперь и наш город немногим чем Москве уступит. И телефон есть, и лектричество есть, и на моторах ездим, а еще поживем, так я к вам на эропланте прилечу в карты играть. Фррр…
Ворохлова. Ой, батюшки страсти.
Ворохлов. А как подумаешь, так ведь 20-то лет тому назад у нас здесь еще и железной дороги не было. Нда-с. Далеко мы шмыгнули. Ух, как далеко. Самих себя не видать.
Входит Клеопатра Федотовна и Иван Андреевич. Здороваются.
Клеопатра. Ах, как я была поражена, когда я узнала, что вы продали Вознесенское. И зачем вы продали?
Арданова. Надоело уж очень. Я все равно каждое лето к маме уезжала, а зимой там жутко. Лучше жить здесь, в городе.
Клеопатра. Какое чудное имение. Мы когда-то с Иван Андреичем туда за грибами ездили. Помнишь, Иван Андреич? Хи-хи-хи, Полина Григорьевна, я вам потом что-то расскажу.
Полина (жеманясь). Ах, уж вы всегда. Анфан терибль{Ужасный ребенок (от фр. enfant terrible).}.
Во время разговоров Долгов пристально смотрит на говорящих, внимательно слушает каждого, улыбается про себя.
Арданова. И мужу надоело это Вознесенское.
Клеопатра. Ну что ж, в городе можно было сезон проводить, а остальное время в деревне.
Ворохлов. У нас на Волге тоже сезоны были: комариный, мошкариный и вохры. Уж что лучше, не знаешь. Комары сосут-сосут. Уж на что худо, а пойдет мошкариный сезон, да как полезет мошкара и в рот, и в нос, и в глаз, вздохнуть не даст. А уж как вохра донимать начнет, так уж тут и комара голубчиком вспомнишь.
Иван Андреич. А по-моему, и в уединении можно не без пользы время провести. Вот я, например, занимаюсь, кроме службы, серьезным делом, так мне времени еще не хватает.
Долгов. А чем, если не секрет, вы занимаетесь?
Иван Андреич. Изобретаю. Я изобретатель. Хочу изобрести такую машинку, которая бы каждое утро в определенный час нас будила. Это очень сложная вещь. Машинка эта будет снабжена специальным звонком или трещоткой. С вечера вы ее заводите, и утром она начинает звонить. Вот только еще не придумал, как так сделать, чтобы она звонила ровно в определенный час.