— Не приведёт.
Николай ловко отщёлкнул от пустого магазина металлическую пластинку и вставил её внутрь коротюсенького рожка.
— Оригинально! Да только с такой пороховой навеской дальность стрельбы будет совсем небольшой.
— На заводе проверили. 200–300 метров, в зависимости от типа пули. Хотя, как вам известно, убойная сила у этого патрона сохраняется до восьмисот. Остроконечная — дальше, «родная» — ближе. Но лучше, конечно, использовать переснаряженные патроны. С ними и звук от выстрела будет тише.
— А в чём секрет?
— В массе пули. Винтовочная тяжелее, и её скорость вылета из ствола чуть меньше скорости звука. И в полёте она более устойчива, чем пистолетная. Да и сам ствол всего сорок сантиметров. А стрельба «чистыми» пистолетными патронами задумана на случай, если не будет времени на переснаряжение.
— Опробовать надо… Но и без того вижу, что для моей специальности вещь не просто нужная, а назревшая. Мне бы такое оружие лет несколько назад…
Основной специальностью Эйтингон считал не командование ОМСБОН, а именно диверсии. И немалого достиг на этом поприще.
— Для чего я вам эту «Ласку» и привёз. А теперь смотрите сюда.
Лежащее во втором тюке весьма отличалось от лёгкой снайперки. Укороченный до длины ДШК ствол противотанкового ружья Симонова первой разработки, под калибр 12,6 мм. С тем же самым, что и у пулемёта, дульным тормозом. Тоже «скелетный» приклад, но с подпружиненным плечевым упором, и снайперский прицел. Сохранились и складывающиеся сошки. Не мудрствуя лукаво, Демьянов обозвал конструкцию АСВТ — «Антиснайперская винтовка тяжёлая».
— Почему анти-снайперская?
— Потому что основная её задача — уничтожение вражеских снайперов с расстояния, недоступного для них. Полтора-два километра. Ну, и по бронетехнике, конечно, можно лупить, и по дзотам, и по самолётам. Патрон обычный или бронебойный от ДШК. Так что расписывайтесь за то, что приняли на испытания опытные образцы, испытывайте, пишите замечания. В общем, всё как положено…
Разговор прервал телефонный звонок.
— Да, здесь… Передаю…
Звонил Румянцев.
— В восемнадцать ноль-ноль тебя ждут в Кремле. Успеешь? Пропуск будет готов.
— По какому вопросу?
— Информация не для телефонного разговора. Могу только намекнуть, что твоя последняя докладная записка дошла.
Кроме Сталина в кабинете присутствовали двое «гражданской наружности». Лица незнакомые.
— Товарищ Демьянов, товарищи Таубин и Бабурин не согласны с вашим мнением о том, что их пушка МП-6 не годится для установки на самолёты. Вы можете обосновать свой вывод?
— Так точно, — встав, одёрнул гимнастёрку Николай. — Главный и решающий недостаток пушки МП-6 заключается в её непомерно высокой отдаче, которую не выдерживает конструкция крепления. Более 5500 килограммом при заявленных 2400. Это значит, при стрельбе из неё самолёты будут просто разваливаться.
— Это так, товарищ Таубин?
— Я не знаю, откуда этот молодой человек взял такие данные. Наша мотор-пушка готова к запуску в производство, и никаких нареканий у авиаторов не вызывает.
— Не вызывает исключительно потому, что её ещё не опробовали ни на одном нашем самолётов. Но уже первые попытки это сделать приведут к серьёзным последствиям для самолётов-носителей. Причина — чрезвычайно завышенная сила отдачи. Ведь их рассчитывали на одну отдачу, а получилось совсем другая.
— Чёрт знает что, — буркнул под нос себе оружейник.
— Вы так и не ответили на вопрос, действительно ли ваша пушка имеет столь высокую отдачу, что это может быть опасно для самолёта, на котором она установлена?
— Товарищ Сталин, точных замеров силы отдачи ещё не производилось, и я не знаю, откуда у товарища… Демьянова такие данные. Но мы с Михаилом Никитичем считаем, что мотор-пушка МП-6 может быть установлена на самолёты. И мы не можем отвечать за то, что авиаконструкторам не хочется усиливать крепёжные элементы своих машин.
Боже, что он несёт? Николай прекрасно знал, насколько не любит генсек, когда человек, которому он доверял, начинает выкручиваться, пытаясь переложить свои недоработки на плечи других. А ведь Сталин, насколько он помнил, Таубину доверял. Тот «был вхож в Кремль». Потому и протолкнули МП-6 в производство, не дожидаясь окончания испытаний. Испытаний с действительно плачевными результатами. Вплоть до разрушения картера двигателя Ме-109, на который её установили в самом их начале. И образования трещин в силовых элементах крыла на других самолётах. Видимо, и в другой истории Яков Григорьевич выбрал такую же позицию — спихивание недоработок на других — раз для него всё закончилось так трагически.