Нет, ещё одна не менее жестокая правда, известная пока что только троим «попаданцам» из будущего заключается в том, что даже такие, как Маточкин, с изувеченными огнём лицами, со сгоревшими пальцами, лишившиеся ноги или руки, не останутся без жён. Просто потому, что после войны абсолютно здоровых неженатых мужиков останется слишком мало. Николай когда-то читал, что из ста парней, которым в 1941 году исполнилось восемнадцать лет, с фронта вернулось только трое. Может быть, в этом варианте истории будет на несколько человек больше. Но всё равно слишком мало! Вот и перестанут воротить нос от изувеченных их сверстницы, когда поймут, что другого мужа им не сыскать. Да что там далеко ходить, если дед Демьянова по материнской линии, когда встретил бабушку, медсестру в госпитале, не мог не только говорить из-за перебитой пулей немецкого снайпера нижней челюсти, но и даже есть нормально? Инвалид в двадцать лет.
Разработку мышц Демьянов не прекратил, даже несмотря на ворчание лечащего врача. Мало того, теперь при каждой возможности до боли в руках тискал эспандер. И дело пошло на лад: тремор пошёл на убыль, да так, что теперь Николай не опасался порвать газету, беря её двумя руками. А там и корявые буквы научился писать тупым (чтобы не поломать сердечник) карандашом. И, порадовавшись этой победе над недугом, запросился домой.
Это событие совпало с новым появлением в госпитале Галины. Как показалось Николаю, даже чуточку пристыженной.
— Он извинился передо мной, — пояснила она.
— Кто?
— Тот самый лейтенант госбезопасности, который требовал, чтобы я ходила к тебе. И я подумала, что с моей стороны действительно было бы свинством, если бы я перестала приходить к тебе. У меня ведь тоже в Москве не так уж и много людей, которые относились бы ко мне хорошо, не держа при этом каких-нибудь задних мыслей.
Да, уж. Москва слезам не верит. Только кто тебе, красавица, сказал, что глядя на тебя у Николая свет Николаевича, уже почти два месяца томящегося в госпитале, не возникает никаких «задних» мыслей? Впрочем, при взглядах не только на тебя, но и на любую другую симпатичную женщину. Пусть грубо обрываемые в зародыше тут же всплывающим в памяти образом Киры, но ведь возникают.
— Что ты сказал?
— Что Москва слезам не верит. Банальность, но не единожды подтверждённая жизнью.
— И… И я не против, если ты будешь иногда видеться с Колькой. Ты прав: он не только мой, но и твой сын.
Домой его пообещали отпустить в понедельник 19 января, если не ухудшится состояние. Но ни о каком выходе на службу речи не идёт: минимум месяц следует отсиживаться «на больничном», пить порошки, капли и трявяные настои и раз в неделю появляться в госпитале у лечащего врача.
Щас! Едва зашёл об этом разговор, как Демьянов уже начал выстраивать планы, чем он займётся в первую очередь, оказавшись «на воле». И наматывать круги по коридору, чтобы проверить, сумеет ли он пешком добраться до дома. В общем-то, идти недалеко, чуть больше километра, но по заснеженным улочкам в мороз (после 15 января, хоть и потеплело, но столбик термометра неуклонно полз вниз, утром в день выписки опустившись ниже минус двадцати).
А вот с появлением в здании бывшего «НИИ ЧаВо» пришлось повременить. Уже на следующий день к утру «прижало» до минус тридцати четырёх, к середине дня «отпустив» всего на шесть градусов. Те же температуры держались и 21 января. Даже в квартире из-за морозов, мягко говоря, не жарко, и Николаю было жутко представить, как такой колотун переносят красноармейцы «в поле».
Организм у него ослабленный, простыть или даже воспаление лёгких «схватить» можно «на раз», вот и решил не высовывать нос на улицу. К тому же, следовало привести в порядок форму: тот комплект, в котором он в момент взрыва бомбы, выбросили сразу по поступлении в госпиталь, а принесённая Анастасией Кирилловной перед выпиской годилась лишь на то, чтобы дотопать до дома, а не появляться в ней на службе. Долёживая последние дни, он строил планы первым же делом после того, как заглянет на Спасоглинищевский переулок, взять на службе машину и попросить отвезти его на могилу жены. Но и это пришлось отложить: завести «эмку» в такой мороз если и возможно, то только после часовых «танцев с бубнами» вокруг неё. Точнее, с паяльной лампой под ней.
Но нет худа без добра. Из-за морозов не работал детский сад, и Валечка отвела душу, почти не слезая с коленей отца. Когда он не звонил по телефону и не разбирал содержимое сейфа. Да что там говорить о ребёнке, если Николай сам нарадоваться этому не мог? Кира продолжилась в ней даже после смерти. Единственная отдушина в жизни осталась, кроме работы.