Сравнивать её с Кирой? Нет уж, увольте. Они разные. Во многом, но не в наличии ума: обе действительно очень неглупы, обеих смело можно назвать воспитанными людьми, но в Кире это качество «вскармливалось с молоком матери», а Галина познавала «благородные манеры» уже во взрослом возрасте. Поэтому иногда допускала мелкие огрехи, которые лишь придавали ей своеобразный шарм. Впрочем, и Николай, родившийся в посёлке в семье простых рабочих и познававший все приёмы «воспитанности» по мере взросления, а потом и старения, в этом вопросе не был идеалом. Так что не ему рассуждать о промахах, изредка (изредка!) допускаемых его новой женой.
Главное же то, что она, кажется, действительно начала относиться к Вале как к собственной дочери. А вот Анастасии Кирилловне явно приходилось «переступать через себя» в отношении к Кольке-младшему. Но и тут можно было заметить прогресс. Особенно — после того, как мальчуган, следом за сестричкой, стал называть её «баба Натя». И даже свозила его «на смотрины» к Лосевым.
Судя по тому, что однажды, подняв трубку квартирного телефона, Демьянов услышал в ней красивый мужской голос с лёгким польским акцентом, тёще таки удалось «ухайдокать» Константина Константиновича, когда тот отлёживался в госпитале. Нет, речь не про постельные дела (Николай свечку при этом не держал, и распространять наветы не будет), а про то, что генерал теперь воспринимал её и семью Демьяновых как людей, к которым можно прийти в гости.
— Николай Николаевич? Это Рокоссовский. Я сейчас в Москве, и завтра у меня будет немного свободного времени. Не возражаете, если я наведаюсь в гости к вам и к вашей чудесной тёще?
— Гость в дом — счастье в дом, Константин Константинович! — попытался изобразить кавказский акцент Николай. — Будем очень рады вас видеть.
Генерал-лейтенант на данный момент уже возглавил Брянский фронт, и этот визит просто шокировал жену: военачальник такого ранга — и у неё дома. Но предыстория их отношений (взять хотя бы тот факт, что именно Демьянов привёз генералу известие об освобождении из тюрьмы, а потом сопровождал его в Москву) немного прояснила причину благоволения «небожителя» к её супругу. А уж манеры Константина Константиновича и вовсе её очаровали.
Для чего тот приехал? Как объяснил сам генерал, «отдохнуть душой после всех этих служебных дел». Выезд на фронт предстоял лишь на следующее утро, и он решил дать мозгам отдых.
Говорили, естественно, о положении на фронтах. И если Брянский фронт, по большому счёту, бездействовал, то это вовсе не значило, что Рокоссовский не следил за действиями «соседей» — Воронежского и особенно Донского, которым командует его давний товарищ, Георгий Константинович Жуков, с которым тот был хорошо знаком ещё с середины 1920-х.
«Вторым Сталинградом» в части ожесточённости боёв в городе в этой истории вполне мог стать Воронеж. Этот областной центр хоть и не был столь важен в качестве промышленного центра, как Город Сталина, но командующий 2-й немецкой армии Вейхс прекрасно осознавал, что удерживать город будет намного легче, если отбросить советские войска за реку, давшую ему название. Из-за того, что основная часть городской застройки, за исключением района авиазавода, находится на возвышенном правом берегу реки, на которой когда-то Пётр Первый строил корабли для Азовских походов. Потому и давил, стараясь выбить наших солдат из городской застройки.
У Жукова в излучине Дона шла самая форменная мясорубка. На Донской фронт навалились части сразу двух армий, 6-й пехотной Паулюса и 17-й пехотной Руоффа. Усиленные переброшенной Танковой армией Гота и парой дивизий спешно восстанавливающей «танковое поголовье» 1-й Танковой Клейста. Уже в нескольких местах немцы смогли переправиться через реку Чир, но Жуков постоянно контратаковал, и говорить о стабилизации линии фронта не приходилось. Хотя в общем целом Константин Константинович оценивал нынешнее положение Донского фронта как «твёрдое».
— Мы у себя, как можем, тоже ему помогаем, не позволяя немцам снимать дивизии с нашего направления. Так что без «боёв местного значения» не проходит ни дня. И мы, и Ватутин.
Да, Николай Фёдорович и в этой истории принял командование Воронежским фронтом вместо «проявившего некомпетентность» Музыченко. И, как оценил командование Ватутина Рокоссовский, тот действовал очень энергично и решительно, помимо жёсткой обороны Воронежа, нанося удары по позициям 2-й венгерской армии, «слабому звену» на участке обороны Ватутина.
Слабому-то слабому, но, как и в известной Демьянову истории Великой Отечественной войны, отличающемуся повышенной жестокостью в отношении местного населения и пленных. И уже вышло негласное распоряжение не брать венгров в плен. А поскольку горделивые мадьяры были вооружены значительно слабее немцев, имели меньший боевой опыт, Вейхсу постоянно приходилось компенсировать их потери, выделяя часть войск, предназначенных для штурма Воронежа, на укрепление их боевых порядков.