Следующий час Николай провёл «под присмотром» внутренней охраны. А когда взмыленный «Наумов» вернулся от начальства и махнул ему рукой «заходи», совершенно спокойно проследовал в кабинет.
— Вот тебе бумага, а вот пакет, в который запечатаешь написанное. Пиши всё, что ты помнишь об операции «Монастырь». Это приказ Меркулова.
— Он дал вам разрешение на доступ к этой информации?
— Нет, — недовольно мотнул головой Наум Исаакович. — Она пойдёт к наркому.
Знал Николай, с одной стороны, намного меньше, чем один из руководителей этой радиоигры, коим по возвращении из Турции стал «Наумов», а с другой — намного больше. По крайней мере, касающееся того, что должно произойти в будущем: стратегическая дезинформация через «Гейне» о направлении главного удара Красной Армии в разгар Сталинградской битвы, о награждении Александра Демьянова Железным Крестом, об операциях «Курьеры» и «Березино», являющихся продолжением «Монастыря». О десятках задержанных при помощи него немецких агентов, «выброшенных на ветер» деньгах, ресурсах и ложных диверсиях, о которых писали советские газеты, чтобы подтвердить информацию, пересылаемую немцам.
Откуда это было известно Николаю? Да просто не мог он не заинтересоваться легендой советской разведки, являющейся его однофамильцем. Увы, только однофамильцем.
— А когда мы вернёмся к вопросу интереса немцев к моей личности? — протягивая запечатанный пакет Эйтингону, спросил Демьянов.
— Позже вернёмся, — буркнул тот. — Не сахарный, не растаешь, если ещё раз придёшь ко мне по этой слякоти.
Фрагмент 12
23
Про слякоть Эйтингон не зря ввернул: к концу апреля остатки сгребённого дворниками в кучи снега, ещё не растаявшие за тёплые дни, теперь сочились ручейками, пополняемыми сыплющимся с неба дождём. Три дождливых дня, после которых выглянуло солнце, но сильно не потеплело: даже перед Первомаем столбик термометра так и не поднялся до 15 градусов.
Город оживал после необычайно холодной зимы и поздней весны. Несмотря на тревожные вести из Крыма, где при поддержке румынской 4-я армии армия Манштейна, оправившаяся после зимнего поражения и пополнившаяся, нанесла удар вдоль железной дороги на Симферополь в направлении селения Курман-Кемельчи, снова отбив Джанкой. Видимо, Гитлер не отказался от идеи захватить полуостров и главную базу Черноморского флота, и теперь один из главных идеологов Блицкрига начал новую попытку её воплощения.
Румыны, крепко измотанные во время боёв под Одессой и едва успевшие восполнить потери своей самой боеспособной армии, в этом прорыве не участвовали, держа фланги, а вот танковая дивизия, приданная Манштейну-Левински, сыграла решающую роль в охвате транспортного узла и окружении двух стрелковых дивизий, обороняющихся в Джанкое. Пожалуй, уже потерянных, если судить о том, что о тяжёлых кровопролитных боях в городе перестали упоминать в сводках Совинформбюро. Да и неясно было из них, где теперь находится линия фронта: всё ещё под Курман-Кемельчи, или уже откатилась к следующему крупному населённому пункту на пути к Симферополю, Биюк-Онлару.
После зимнего успеха все надеялись на скорую победу. На то, что Красная Армия, пополнившая потери, как только закончится весенняя распутица, возобновит победное шествие, изгоняя врага с советской земли. И Николаю, немного лучше других знающему, насколько ещё силён враг, не хотелось разочаровывать даже хороших знакомых, свято верящих в это. Он с тревогой ждал середины мая, когда в другой истории фашисты нанесли удар по Барвенковскому выступу.
Его опасение разделил и Константин Константинович Рокоссовский, находящийся в московском госпитале. Видимо, от судьбы не уйти, и он в первой декаде апреля тоже получил тяжёлое ранение. И тоже осколками снаряда, как и в другой истории. Правда, на этот раз позвоночник и печень не пострадали, и он отделался лишь пробитым лёгким, а второй осколок перебил лучевую кость руки.
Кто бы сомневался в том, что Анастасия Кирилловна стала одной из самых частых посетительниц выздоравливающего генерал-лейтенанта! Нет, никаких поползновений к тому, чтобы «отбить» его у жены, с которой была лично знакома, или у симпатичной миниатюрной военврача 2-го ранга Галины, явно пользующейся симпатией Константина Константиновича, Демьянов не заметил. Но это явное неравнодушие к кавалеру двух орденов Ленина и трёх орденов Красного Знамени позволило им заключить молчаливое соглашение: Николай «не замечает» её неравнодушия к Рокоссовскому, а тёща — участившихся поздних (или вообще утренних) возвращений от Гали Финберг.
Собственно, понять мать погибшей жены было можно: практически ровесница обходительного красавца-генерала, обожаемого многими советскими женщинами, сама ещё весьма привлекательна, в общем, «ягодка опять». И одинока много лет. При этом знающая, что супруга Константина Константиновича с дочерью — в эвакуации в Куйбышеве, он их не видел уже много месяцев…
Правда, психологически всё осложнялось предупреждением об интересе к Демьянову со стороны немецкой разведки. И если за то, что Абверу «скормят» через агента «Гейне», можно не волноваться (ОПБ-100 расформировано, явно «подставленный» Шлоссеру Демьянов даже получил очередное звание и теперь служит в другом учреждении, пусть и располагающемся в том же здании). Но ведь никто не гарантирует, что данную информацию начнут перепроверять другие агенты, знающие адрес квартиры, где он жил и живёт. А это — подставить под угрозу мести со стороны немцев самых близких Николаю людей.
Вопрос смены места жительства принципиально согласован между Румянцевым, отвечающим за безопасность попаданцев, и Эйтингоном, вместе с Судоплатовым курирующим операцию «Монастырь». Мало того, Николай уже собрал в узлы основную часть «мягкой рухляди», как он называл носильные вещи, и книг, из-за чего пришлось несколько дней не появляться у Финберг. Но Анатолий чего-то тянет с практической реализацией переезда.
С первомайским парадом тоже какая-то непонятная свистопляска. В газетах раструбили о том, что он состоится. Только военный парад, без демонстрации трудящихся. Поскольку 1 и 2 мая объявлены рабочими днями под лозунгом «в праздничные дни дадим больше продукции фронту». Но по системе НКВД нет никаких инструкций и оповещений о том, кто и в каком качестве занимается обеспечением порядка на улицах, по которым пройдёт боевая техника и личный состав воинских частей, участвующих в прохождении по Красной площади. Конечно, Демьянову, пусть и числящемуся по службе в структуре Наркомата внутренних дел, по-любому не пришлось бы нести дежурство, но уж Сашку-то Удовенко с его невысоким званием непременно привлекли бы. Или он теперь из-за того, что персонально приставлен к «племяннику», тоже стал «привилегированным»?
Да, после прошлогоднего парада 7 ноября, состоявшегося, когда враг стоял у стен столицы, такое мероприятие выглядит совершенно логичным. Фронт отодвинули от Москвы далеко, местами на сотни километров: есть чем гордиться. Через месяц после того парада началось контрнаступление, и люди ждут, что история повторится: парад, а вслед за ним — новый мощный удар по оккупантам. Демьянов не помнил, проходил ли такой парад в Москве, но на фотографии с прохождения войск и боевой техники перед трибунами с членами правительства и иностранными дипломатами в Куйбышеве, датированные 1 мая 1942 года, точно натыкался в интернете.
Но вместо прослушивания трансляции парада Николаю пришлось распоряжаться грузчиками, укладывающими мебель и вещи в кузов «полуторки», а Анастасии Кирилловне — распоряжаться, что выносить из квартиры, а что оставлять. Хоть квартира и «казённая», доставшаяся Демьяновым почти со всей меблировкой, но Румянцев предупредил, что в новом жилье мебели вообще нет, и «начальство» разрешило взять из неё всё, что требуется.
— Ты бы, блин, хоть показал эту квартиру, чтобы я мог оценить, что брать, а что оставить, — недовольно заворчал на него Николай, когда тот объявил: «завтра переезд».