Среди самозарядных винтовок и карабинов бесспорным лидером выглядел карабин Симонова, конструкцию которого Сергей Гаврилович «вылизал» ещё при разработке СКС образца 1941 года. И теперь просто «перелицевал» под патрон с гильзой, длиной 39 мм, вместо пулемётного 7,62×54 мм. За счёт значительно меньшей навески пороха сильно снизилась отдача и уменьшилась нагрузка на конструкцию ударно-спускового механизма.
Конечно, впереди ещё полигонные испытания всех этих образцов нового оружия, которые выявят некоторых «блох». Но, по крайней мере, СКС ещё должен успеть на эту войну.
Встречаясь с конструкторами, Демьянов совершенно случайно узнал, что почти одновременно с конкурсом на автомат под промежуточный патрон проводится ещё одни конкурс. На пулемёт, который должен будет заменить древний, хоть и надёжный, «Максим». Неимоверно тяжёлый, а значит, очень неудобный для расчёта. И среди предоставленных на конкурс образцов он не обратил бы внимание на модель, обозначенную инициалами создателей «ГВГ». Лишь расшифровка позволила ему понять, с каким именно оружием он столкнулся: Горюнов, Воронов, Горюнов.
О том, что станковый и «бронетранспортёрный» послевоенный пулемёт создал Пётр Максимович Горюнов, он помнил. Оказалось же, что делал «машинку» он не один, а в коллективе с Василием Ефимовичем Воронковым и своим племянником, Михаилом Михайловичем Горюновым. Отсюда и две буквы «Г» в наименовании оружия, которое в войсках встретят «на ура» из-за того, что он почти вдвое легче «Максима», а по почти всем прочим характеристикам ничуть не уступает детищу британского конструктора американского происхождения.
Конечно, для того, чтобы ГВГ превратился в СГМ, как пулемёт стал называться уже после войны, ещё потребуется много работы, но попаданцу хорошо известно, что уже к следующему лету данная модель будет принята на вооружение и начнёт поступать в войска. Так что тут его вмешательство не требуется.
В этой сверхнапряжённой работе как-то забылись тревоги о детях, благополучно, хоть и очень тяжело, переживших корь. Оба ребёнка уже были бодры и веселы, пусть и случались дни, когда Николай, вернувшись со службы, видел их уже спящими. «Завертелся», как он говорит о подобных ситуациях, когда недавняя забота отступает на второй план под натиском более срочных дел. Так что звонок Сталина стал неожиданностью.
— Товарищ Демьянов, вы уверены в точности своих расчётов о потерях рабочего времени из-за детских болезней?
— Вынужден признаться, товарищ Сталин, в том, что это были лишь приблизительные расчёты. Скорее всего, сильно заниженные, поскольку статистика наркомата здравоохранения далеко не полная, не учитывающая оккупированные врагом территории, а по предыдущим годам — вновь присоединённые к СССР.
— Мы обратили на это внимание. А в остальном?
— В остальном они тоже приблизительны, поскольку не учитывают ситуаций, когда болезни протекают с осложнениями, и матери вынуждены оставаться с больным ребёнком дольше, чем это необходимо при среднестатистическом процессе выздоровления. А заболевание перечисленными болезнями взрослых людей протекает ещё тяжелее и несколько дольше. То, что я посчитал, называется минимум минорум.
— Я понял вас, товарищ Демьянов, — послышалось в трубке после паузы в пару секунд. — Потери действительно более чем серьёзные. И хотя сейчас очень сложно найти деньги на перспективные исследования в данной области, мы, как коммунисты, не имеем права не думать о будущем. Спасибо за то, что обратили наше внимание на эту проблему, товарищ Демьянов.
Звонок вызвал смешанные чувства. С одной стороны — благодарность за то, что Николай обратил внимание на действительно важную проблему. А с другой — никакой конкретики. Впрочем, а с какой это стати глава правительства должен перед ним отчитываться? О том, что из этого выйдет, можно будет узнать лишь по соответствующему постановлению Совнаркома. Или отсутствию такого постановления, во что очень не хочется верить. Обнадёживает фраза: «мы не имеем права не думать о будущем».
Фрагмент 25
49
Самый большой подарок к Дню чекиста сделал, как ни удивительно, генерал-полковник германской армии Фридрих Паулюс. Его войска в донских степях с началом морозов оказались даже в худшем положении, чем те, кто год назад были остановлены под Москвой. Солдаты фон Бока в лесистом Подмосковье хотя бы не испытывали нужды в дровах. Но и начало этой зимы ознаменовалось появлением в советских газетах фотографий с взятыми в плен «чучелами огородными», в которые превратились хвалёные германские вояки. Только в прошлом году плохо сработали немецкие интенданты, не успевшие переодеть солдат в зимнюю форму, а в этом — хорошо потрудились советские воины, успевшие окружить 6-ю немецкую армию до начала смены немцами формы одежды.
Слова про «чучела огородные» — вовсе не гипербола или метафора. Как писали фронтовые корреспонденты, именно чучела в первую очередь «раздевали» гитлеровцы в обезлюдевших станицах. А раздеть до исподнего убитого или замёрзшего товарища перестало считаться мародёрством. До людоедства в «котле» не дошло, но промёрзших павших лошадей, одичавших собак и кошек немцы жрали за милую душу.
И именно в этой обстановке 19 декабря Паулюс не только отдал приказ о капитуляции находящихся в его подчинении войск, но и показал пример подчинённым. В отличие Вейхса, предпочёвшего застрелиться.
В отличие от товарища по несчастью, командующему 2-й армией рассчитывать было не на что. Мало того, что оперативно подчинённые ему венгерские части зверствовали на Воронежчине, а он сам не препятствовал им в этом, так ещё и издал несколько приказов о расправах над местными жителями. А значит, в советском плену ему придётся очень несладко. «Не светило» Вейхсу остаться на свободе, если случится чудо, и он сумеет выбраться из «котла» к своим. Поскольку уже дважды нарушил приказы Гитлера. Сначала — приказ не оставлять Воронеж, а потом — проломить советскую оборону и вывести армию из окружения. Так что генерал-полковник просто пустил себе пулю в висок.
2-я армия, потеряв командующего, на сутки лишилась управления, и ударами советских войск её расчленили сначала на две группировки, а потом принялись дробить дальше. Так что отдельные подразделения и группы солдат сдавались в плен нецентрализовано. Отдельные же очаги сопротивления всё ещё сохранялись, и их подавляли артиллерией и авианалётами. Но это уже агония, и до окончательного разгрома остатков армии остаются считанные дни.
Реакция советских людей на воистину великое событие, коим является первый столь масштабный разгром гитлеровцев, однозначная — ликование. Только на Дону было взято в плен немногим более ста тысяч пленных. Под Воронежем — уже свыше семидесяти тысяч. Сколько при этом уничтожено гитлеровцев? Пока неясно. Николай помнил, что общие потери немцев и их союзников в Сталинградской битве, включая её оборонительную часть, составили около полутора миллионов человек. Учитывая «Воронежский котёл», которого не было в другой истории, на этот раз будут ещё больше. Хоть на пару сотен тысяч, но больше: сказываются и «сэкономленные» жизни красноармейцев, избежавших плена на начальном этапе войны, и лучшая готовность РККА к отражению нападения, и лучшее техническое оснащение Красной Армии.
Да, сразу два «котла», на уничтожение которых приходится отвлекать силы, не позволяют в полной мере воспользоваться тем, что вермахт на Южном направлении обескровлен, что там в его обороне появились гигантские дыры. Либо очень слабо прикрытые линейными войсками, либо вообще открытые тылы с разбросанными по территории слабыми гарнизонами.
Да и вообще, судя по всему, на огромном пространстве от Воронежа до Ворошиловграда сплошной линии фронта просто не существует. Наши танкисты либо сходу уничтожают упомянутые немецкие гарнизоны, либо обходят укреплённые пункты, оставляя право «разбираться» с ними не поспевающей за ними пехоте. Темпы наступления сдерживаются только тыловыми службами, выбивающимися из сил, чтобы успеть подвезти передовым частям топливо и боеприпасы.