В тот вечер, когда я сидел, погрузившись в море рукописей, ко мне заглянул Гао Бо. Увидев горы тетрадей, он покачал головой:
– Похоже, вы собираетесь прожить всю свою жизнь так же, как он?
– Профессор Гао… – улыбнувшись, начал я.
– Я больше не ваш научный руководитель, – махнул рукой он. – При удачном стечении обстоятельств мы с вами будем коллегами.
– Тем более я должен все высказать. Право, профессор Гао, мне еще не приходилось встречать такого блестящего ученого. Но это не праздный комплимент. Простите за прямоту, но мне кажется, что вам не хватает настойчивости, как это недавно проявилось в компьютерной системе структурной защиты от молний – замечательный проект, вы потратили минимум усилий для его завершения, и, как результат, заложив основы, вы переложили остальную работу на других, посчитав ее чересчур нудной.
– Ах да, настойчивость. Потратить всю жизнь на достижение одной-единственной цели – сейчас дела так больше не делаются. В наш век, если не брать в счет базовую науку, все остальные исследования должны быть хирургически точными ударами. Я пойду дальше, демонстрируя вам недостаток настойчивости, – вы не забыли, что я говорил? Если вашу диссертацию отвергнут, я подам в отставку.
– Но комиссия ее приняла…
– Однако я все равно подаю в отставку. Ага, теперь вы понимаете, что мое обещание было ловушкой!
– И куда вы собираетесь уходить?
– Институт изучения молний при академии физики атмосферных явлений пригласил меня на должность директора. Я сыт по горло университетами! А вы – у вас есть планы на будущее? Идемте вместе со мной!
Я обещал подумать и через два дня дал свое согласие. Этот институт был мне не знаком, но в любом случае это было крупнейшее научное заведение в стране, занимающееся изучением молний.
За два дня до того, как покинуть университет, я сидел вечером в своей комнате в общежитии, читая тетради с расчетами, когда в дверь постучали. Это был Чжан Бинь.
– Вы уезжаете? – Он окинул взглядом собранные чемоданы.
– Да. Послезавтра. Я слышал, вы подали в отставку.
– Вчера, – кивнул профессор. – Я достиг того возраста, когда хочется только отдыхать. У меня была такая напряженная жизнь…
Чжан Бинь сел. Я предложил ему сигарету, и какое-то время мы молча курили, затем он сказал:
– Я пришел сказать вам еще кое-что, кое-что такое, понять что, боюсь, сможете только вы один. Вы знаете, что было для меня самым болезненным в жизни?
– Знаю, профессор. Порвать с этой страстью очень нелегко. В конце концов, вы отдали ей тридцать лет своей жизни. Однако вы посвятили эти годы и многому другому. К тому же в последние сто лет многие посвятили всю свою жизнь изучению шаровой молнии, и никому из них не повезло так, как вам.
Усмехнувшись, Чжан Бинь покачал головой:
– Вы меня неправильно поняли. У меня за плечами большой жизненный опыт, и я гораздо лучше вас понимаю науку и человеческую жизнь. Я нисколько не жалею о трех десятилетиях исследований, и тем более это не причиняет мне боль. И, как вы сказали, я полностью исчерпал свои силы. Зашел в тупик.
В таком случае в чем же дело? Я подумал о многих годах, прошедших со времени гибели жены Чжан Биня.
– Смерть Чжэн Минь явилась страшным ударом, – словно прочитав мои мысли, сказал профессор, – но, думаю, вы поймете, что для таких людей, как мы, у кого мозг и душа настолько полностью заняты одной целью, которая в конечном счете становится неотъемлемой частью существования, все остальное в жизни отступает на второй план.
– В таком случае что же это может быть? – в полном недоумении спросил я.
И снова Чжан Бинь покачал головой, печально усмехнувшись:
– Признаться в этом нелегко.
Какое-то время он молча курил. Мысли мои были в смятении. Речь шла о чем-то постыдном? И тут, благодаря тому что общая цель придала нашему рассудку схожесть, я наконец сообразил, в чем дело.
– Кажется, вы как-то говорили, – спросил я, – что провели эти тридцать лет в нескончаемых поисках шаровой молнии в реальных условиях?