Для начала Алеша прошелся по комнате и собрал разбросанную в разные стороны одежду. Дамские шмотки он кинул в сторону Юли. Парень даже успел пообедать (за окном уже давно перевалило за два часа дня) и ополоснуться под душем, немного пустив ледяной водицы, чтобы очнуться от тумана в башке, навеянного дорогущим шампанским. Перед выходом он переоделся в коричневую толстовку с капюшоном и белыми надписями.
Поправив капюшон и воротник перед зеркалом в прихожей, Вершинин вновь оказался в зале – ему стало неприятно от беспорядка и от лежащей без движения Юлии Кудрявцевой. Присмотревшись к ней, он установил, что она жива. Вершинин сел перед ней на корточки, осмотрел ее, провел своей рукой по ее покалеченному телу, улыбнулся, припомнив все, что их связывало. Алексей укутал ее в простыню вместе с одеждой и нежно взял на руки.
Убедившись, что в коридорах подъезда никого нет, Вершинин спустился вниз с Юлей на руках и вышел на улицу, оглядевшись по сторонам. Вершинин погрузил Кудрявцеву, словно мертвую, в багажник своего автомобиля, спокойно и неторопливо сел за руль и поехал на окраину города, в сторону лесопарка. Ни о чем не думая, Вершинин гнал машину по шоссе, и недалеко от выезда из города свернул на грунтовую дорогу, которая завела его вглубь леса. Дорога вела на одну из турбаз, где частенько любил отдыхать в шумной компании Вершинин. Он остановился на одном из поворотов, в низинке, вышел, осмотрелся, вдохнув прохладный лесной воздух. Открыв багажник, Вершинин подхватил Кудрявцеву, прошел в лес и буквально в 50 метрах от машины положил ее на небольшую полянку среди кустов и валежника, оттряхнув руки. Рядом он кинул ее одежду и книжки, которые она принесла с собой. Отойдя чуть в сторону, будто на похоронах, утомленный от возни с Юлей Вершинин с сожалением посмотрел в ее сторону на прощание, понимая, что она сейчас наверняка ненавидит его больше всего на этом свете, и, вероятно, кара за этот поступок еще настигнет его.
«Пусть только попробует!» – подумал Вершинин и плюнул в сторону Кудрявцевой, достал из кармана жвачку, закинул ее к себе в рот и внезапно произнес:
– Симулянтка! Ничуть тебя не жаль. Попила ты моей крови, испытала мое терпение. Этого ты и заслужила, тварь, но, блять, какая же ты красивая… даже сейчас, – покачал головой он. – Поверь, это временно… Прощай, и не смей больше думать обо мне и попадаться мне на глаза! Просто забудь! Вите привет.
Алексей зашагал к машине, а когда сел за руль, то открыл окно и громко крикнул в ее сторону:
– Отлично сосешь, шалава! Даже завидую твоему хахалю – будь ты не его, я бы… – он резко прервался, вспомнив, что все уже сделано, и пусть будет, что будет.
Он был уверен, что Юля побоится Леху и ничего не сообщит Ретинскому, ведь последний, по мнению Лехи, сейчас в ее отсутствие кувыркается с кем-нибудь. А если заметит побои? Что тогда? Тогда Алексею пришлось бы несладко. Вероятно, вместе с ним Витя заодно прикончит и Юлю (за измену) – полностью предугадать действия Ретинского было невозможно. Вершинин, махнув рукой, завел мотор и покинул окрестности лесопарка, подняв на грунтовке всю накопившуюся пыль.
Оставленная им в лесопарке на холодной земле девушка была жива, ее тело чудовищно болело, словно сама земля забирала у нее все оставшиеся силы, но Юля была настроена встать и выбраться из леса на шоссе. Кудрявцева ощутила себя живым трупом, подумала, что быть убитой намного лучше, чем мучиться от этой боли, которую она еле как выносила, как, впрочем, и жить дальше. Она поняла, как все это на самом деле страшно – терять жизнь именно так: сначала получать комплименты, потом ощущать, как тебя жестко насилуют, а затем издеваются и избивают до полусмерти, бросают в лесу на верную гибель. Но Юля была сильной – она осталась в живых.
Она долго лежала без движения, покашливая и укрываясь порванной простыней. Когда боль начала стихать, Кудрявцева с трудом поднялась на ноги – на теле не было ни одного живого места, но она, пересилив себя, абы как нацепила на себя грязную и разодранную одежду. Прихрамывая и качаясь, Юля побрела через лес на шум автомобилей. Выйдя на автостраду, Юля пошла босиком по обочине, взяв в руки свои туфли на каблуках.