«Никому легко не живется», – хотел вставить Леха, но Дима тут же продолжил. Его будто подменили. И как ему только хватало сил?
– Хорошо тебе в клубе-то было? – внезапно спросил Дима, часто прерываясь и замолкая, ведь говорить ему было трудно: каждое слово давалось тяжело, отбирало у него уйму сил и обостряло боль. Но выговориться он хотел как никогда.
Вершинин настороженно смотрел на друга – вот тебе поворот… пришел, блин, повидаться! Вопрос впечатлил Лешу и застал врасплох, но он, забывшись, что подобная реплика в данной ситуации будет обидна и неуместна, улыбнувшись, выдал:
– Хорошо, – произнес Вершинин, чем очень задел Диму.
– Вот именно, – воскликнул Митя. – Этого я и боялся, – он немного приподнялся, но боль в спине сковала его. Он охнул и опустился на постель.
Дима, сведя брови и прищурив глаза, говорил таким тоном, что Леше становилось и больно, и стыдно одновременно – голос друга был жалобным, но не потерял ноток серьезности и возмущения. Этот голос и этот взгляд подобны взгляду бывалого следователя.
– Вот, значит, где ты был. Все понятно! Ты наслаждался и забыл обо всем… Забыл обо мне… а мне было плохо… Я тебя ждал, а ты не пришел, – разочарованно твердил Дима.
Вершинин решил было вмешаться – ему временами казалось, что Тихомиров бредит и не видит, кто стоит перед ним. Лехе хотелось выправить создавшееся положение, ведь так довести Диму еще никому не удавалось.
– Но вот теперь я здесь. Чем я могу тебе помочь? – добродушно обратился он к Диме.
– Че-е-м? – удивился вопросу Тихомиров. – Посмотри на меня! Посмотри, что со мной сделали, – чуть ли не ревел Тихомиров. – Меня изувечили и сломали – я не стану прежним… никогда. Поиздевались надо мной… А тот, на кого я надеялся, не пришел и не помог… Так взгляни же на меня! Спроси, у кого хочешь! На мне живого места не осталось, я весь изувечен… я в агонии… и ничего с этим не сделаешь! Как теперь мне жить? Никак! – рассуждал пострадавший. – С таким списком мне только смерть полагается…
– Ты выживешь. Ничего еще не потеряно, – подбадривал его Леша. – Только не сдавайся, не опускай руки. Борись, как я тебя учил, несмотря ни на что, а то расплылся тут… Я тебя не узнаю, Димас!
– И не узнаешь, – ответил Тихомиров. – Ты ничем сейчас не сможешь мне помочь. И твои слова, и вздохи у моей кровати не помогут. Слова – малодейственное средство… Раньше надо было думать, – говорил Дима. – Ты уже помог!
Вершинин сразу же понял, о какой «помощи» с его стороны толкует Дима.
– Видишь, – продолжил Тихомиров, – не в деньгах, Лешенька, дело – даже при их наличии ты не сможешь помочь мне… все уже сотворено. Хотя я вижу, что очень хочешь, но просить у тебя я больше ничего не собираюсь. Не воскресишь ты ни других, ни себя… От бабла одно зло, заразившее всю твою жизнь, а ты обрадовался этому, поддался, слабак…
– Нет, Дима, я не слабак.
Тихомиров поспешил разубедить его – для него подобные речи в адрес Алексея были не в новинку:
– Твои заверения ничего не дают, – Дима помолчал немного, а потом, вздохнув, добавил. – Ты доказал это несколько часов назад…
Становилось очевидно: Леша медленно теряет друга.
– Что же они сделали с тобой? – шепотом спросил Вершинин. – Я докажу тебе, что я не слабый! – говорил Леша, грозя указательным пальцем и отойдя к стенке. Подумав об уличной шпане, которая так жестоко и бесчеловечно обошлась с Димой, Леша заявил. – Я найду и жестоко накажу этих ублюдков, Дима. Клянусь!
– Ни в этом дело, – произнес Тихомиров. – А мстить за меня не смей и никогда этого не делай! Только пострадаешь. К тому же месть тебе ничего не даст – не соблазняйся на нее… ради кого бы это ни было. Все равно ничего уже не воротишь: мне уже не станет лучше, не зарастут мои раны… Я уже погиб… Лучше бездействовать, чем суетиться во вред. Медленная и мучительная смерть потихоньку захватывает меня… я это чувствую – нечего тут париться зря.
– Нет, Димасик, не говори так! – Вершинин старался внушить Диме надежду, но шансы были ничтожно малы: и в плане того, поправится ли Дима, и в плане того, добьется ли от него ясности Леша. – Ты же сильный, выносливый, терпеливый, стойкий. Ты выкарабкаешься – я в тебя верю, ты нужен здесь, нужен маме, нужен мне…
– Мама! – осенило Диму. – Как она? – разволновался он, уставившись на Алексея. Тихомиров был готов встать и прямо с кучей капельниц пойти искать ее.
– Она жива. Все с ней хорошо, – ответил Вершинин, успокоив Тихомирова.