Тимофей был худеньким и хиленьким пацаном с множеством волос на голове (прическа у этого ярко выраженного брюнета напрочь отсутствовала – на голове у Тимы был полный кавардак) и загорелым телом. Тимоха был немного ниже Вершинина. Больше во внешности их ничего не объединяло, кроме выразительного взгляда у обоих: Тимофей славился своими узковатыми глазами светло-коричневого цвета, которые в момент напряжения, страха или ярости (так же, как и у Леши) становились не черными, а золотыми. Остальное у Тимохи было в пределах нормы: вытянутая, как прямоугольник, башка, загорелое квадратное лицо, складочки на щеках вместе со следами от ожогов и побоев, небритый подбородочек с парочкой черных волос, как на щетке, расположившихся на двух ровненьких бугорочках, нос средних размеров, пышные брови, небольшой лоб и мешки под глазами, отдаленно напоминающие синяки.
Вершининский «BMW 525-i» был европейской сборки, непредназначенной для некоторых отечественных дорог. Но что у нас ровная дорога, то для европейца бездорожье! Если же для этой машины городские асфальтированные дороги с ее низкой посадкой были нелегким испытанием, то нынешнее поселковое бездорожье – яма на яме, кочка на кочке, то песок, то щебень – стало пыткой для Лехиной машины. К такому она не привыкла, потеряв на первой поселковой неровности всякое сцепление с дорогой, на каждом метре цепляясь брюхом об проселок. При каждом таком касании, сопровождающимся характерным звуком, Вершинин вздрагивал и тихо матерился, стараясь ехать еще аккуратнее, жалея свою машину, которой сегодня и без того досталось. Такая аккуратность заставила низкую игрушечную машинку Вершинина плестись 5-8 км/ч по поселку, словно за рулем сидел чайник.
Минут через пять этот дорожный кошмар закончился, ибо они прибыли к месту назначения. Это был дом на углу двух улиц на самом краю поселка, выложенный светлым огнеупорным кирпичом. Двухэтажный домишко был компактным и неприметным. Жестяной забор вокруг дома заржавел и покосился; сорные деревья заполонили весь двор и огород; во дворе вовсю хозяйничала полевая трава, которую хорошенько утоптали. Шаги влево-вправо от тропинки делать было опасно, поскольку можно было наткнуться на что-нибудь неожиданное, покоящееся в острых сорняках и высокой траве. Стекла в деревянных рамах дома практически повсеместно были выбиты. Строение казалось заброшенным, но это было не так.
Домик был неизвестен разве что элитным клиентам Трофима, привыкшим кайфовать у себя дома или в других комфортных и подходящих для этого местах. Прочим наркошам он был знаком как один из городских притонов. Здесь частенько тусовалась всякая шваль, подсевшая на вредные и дешевые наркотики. Какая была цена у покупаемого ими товара, такое было и обращение с клиентами, которые нюхали и дымили, так сказать, не отходя от кассы. Также сюда часто захаживали Трофимовские гонцы, которые проверяли состояние притона, наличие в нем продавцов и покупателей, а также запасов искомого товара. Руководство картеля договорилось с правоохранительными органами, забывшими об этом месте (и о многих других) на определенный срок, который зависел от размера отката.
Здесь и остановились. Первым из машины выскочил Трофим. Прищурившись, он взглянул на знакомое строение и стал ходить по дороге, разминая ноги. После него из задних дверей вышли Тимоха с Владом: первый тут же закурил, а второй стал озираться по сторонам. Трофим не хотел раньше времени заходить внутрь без предупреждения, рассчитывая, что кто-нибудь адекватный увидит у порога начальство и приведет притон в порядок (слово «порядок» здесь не означает порядок, который мы привыкли наводить в своих квартирах – ну какой порядок может быть в притоне). От грязи и смрада, а также от торчков внутри любой неподготовленный человек сразу бы свалился в обморок. Визитеры здесь ненадолго: нужно только забрать одного недостающего человека и запастись оружием, которое было захоронено на участке.
«Так вот, значит, где многие дни свои заканчивают, – подумал Вершинин, глядя на дом перед собой. – Это я еще легко отделался». Заходить туда ему не хотелось.