– Пойми, Гончар, она так и должна была уйти. Ты посмотри, сколько она натворила. А унижать нас, мужиков, изменять нам, считать нас игрушками в женских руках – этого так просто оставлять нельзя. Вот и покарали ее, – сказал Миша, присев на корточки перед управляющим клуба.
– Не вам решать, – как под гипнозом твердил Гончаров.
Трофим театрально продолжил:
– Ох, какие мы сволочи! Ах, мы их убили! Ох, зачем же встряли во все это?! Не нам судить! Да плевал я! Так и надо было сделать – причем очень давно. Не смей даже заикаться о том, что мы посмели что-либо сделать неправильно. На себя посмотри, ублюдок – у самого рыльце в пушку! И где вообще твоя благодарность, говнюк? Мы вывели твою шлюшку на чистую воду, а ты так с нами… Непорядок! Но твой черед подошел – ты, кажется, говорил, что готов? Вот сейчас и узнаем, – Трофим схватил Гончарова и зарядил ему кулаком по морде. Управляющий ударился об стену и осел на пол.
Тимоха и Влад не выдержали и подошли поближе, что все видеть и слышать.
– Миша! Я поручаю тебе покончить с этим – избавься уже от этого неженки и пойдем, – главарь похлопал бармена по плечу. – Не об этом ли ты мечтал?! Только вспомни, сколько всего этот наглый менеджер тебе сделал: как недооценивал, как унижал тебя, думая, что ты ничего не стоишь. Так покажи ему себя во всей своей красе, – подстрекал Мишу Трофим. Бармен полностью был солидарен с ним.
Узенький кабинет. В углу сидит, ошарашенно глядя на Мишу, напуганный до смерти Гончаров, ожидающий, когда его прихлопнет человек, которого он считал ни на что не годным вьючным животным без сил и собственного мнения. В дверях комнаты стояли каратели, выжидая, когда же Миша прикончит Гончарова, которого он ненавидит всей душой.
– Давай, Мишаня, смелее, – подбадривал его Трофим, не понимая, почему тот медлит с выстрелом, всматриваясь в свою жертву.
Михаил поднял наган на Гончарова. Мальчика по имени Миша сейчас вновь одолел страх и сомнение в правильности совершаемых им действий – в самые ответственные моменты его пробирала холодная дрожь, словно в нем просыпался тот маленький, закомплексованный мамсик и недоросток. В таких случаях ему вспоминался шлейф из трупов, покалеченных жизней, ненавидящих его людей – именно тогда он чувствовал, что, несмотря на свои невыдающиеся внешние данные, он выше и сильнее всех этих оболочек, посмевших в свое время недооценить его.
Мишаня обернулся в сторону Трофима – тот мигом увидел сомнение в глазах подчиненного:
– Надо же, что я вижу, Миша! Что же творится? Скольких ты положил, запугал и перевел в разряд торчков, скольким подарил кайф от курева и наркоты, скольким дал шанс наглотаться воздуха вдоволь перед изящной казнью – сколько дел ты наворотил… А теперь тебе, блять, страшно?! Страшно пришить пидораса, который отравлял тебе жизнь все эти годы, который в упор не замечал твой профессионализм, не слушал тебя, видел в тебе недоумка, ставил себя выше тебя. А мы ведь все знаем, что это не так. Мы знаем, что ты стоишь намного больше всех сегодняшних жертв… вместе взятых, – Трофим получал несказанное удовольствие от руководства всем этим «праздником», от неподражаемой игры «актеров» – бутафории только здесь не было, все вживую, что еще больше его забавляло. – Поздно метаться, Мишенька. Начал, так заканчивай – тебе от этого не уйти, это жизнь твоя. Жребий брошен! – удивлялся Трофим мягкотелости своего подчиненного, вынуждая его совершить так нужное всем убийство. – Давай же, закрой это дело раз и навсегда! Покажи, кто здесь главный, чтобы идти дальше. Ты ведь сильный и жестокий мальчонка – докажи это всем… чтобы ценили и боялись. Ты должен быть хладнокровным и бездушным, непоколебимым и озлобленным, как это подобает настоящему мужчине – по-другому выжить не удастся.
– Мишка, хватит тянуть – давай! – подключился Тимоха.
Пока шли эти нудные разборки, возникшие на пустом месте, с Гончарова уже семь потов сошло: он давно попрощался с жизнью, попросил у всех прощения, ощущая, как постепенно сдают его легкие, голова, сердце, бьющееся в груди так, словно Валентин пробежал марафон. Для него было бы лучше, если б его убрали сразу и быстро, а не мучили. Он все еще продолжал смутно верить в чудо в той каше, которую сам и заварил.
Человек со шрамом приготовил пистолет и заявил оцепеневшему Мише:
– Давай, Миша! В последний раз тебя прошу, иначе, – пригрозил он, – я убью его сам, а вместе с ним и тебя, дорогой мой.
– Миша, – зашептал измученный Гончаров, – ты был прав… Ира действительно этого заслужила. А я… был не прав… и груб с тобой. Прости меня! Я не предавал… не унижал тебя, я просто не знал… Дай мне шанс!