– Нет! Стоять!
– Да мы его сейчас…
– Никакой самодеятельности, я сказал! Сверху разберутся – далеко не убежит. Позаботьтесь о том, чтобы к нашему приходу, все было в машине. Валите на воздух – живо! – услышав приказ, парни зашевелились, однако руки чесались, а голова не давала покоя от ушедшего на свободу паренька, не испробовавшего пулеметного свинца.
Груженные под завязку Тимоха и Влад проследовали наружу: Влад молчал, а Тимофей переживал, что он в поисках автомата «Узи» за поясом, во-первых, разбил бутылку отменного поила из клубного бара, а, во-вторых, не успел вовремя прикончить охранника, но от этого сейчас страдали все, ведь в конце успешного дела на всех опустилась еще одна незапланированная головная боль.
…В машине на парковке за зданием клуба тем временем разгоралась дискуссия:
– Никита, – не прекращал убеждения Вершинин, – я знаю, что это такое и как все это затягивает, соблазняет, ослепляет… и как потом от всего этого больно и страшно, но всегда есть выход – от этого можно избавиться, можно вылечиться, вырваться и забыть, зажить другой жизнью.
Зотов сопротивлялся – его злоба разгоралась, но именно она и прикрывала его истинные чувства:
– Это ты так смеешься надо мной? Или пытаешься задеть? Что ты хочешь доказать? Я сам себе хозяин, сам могу со всем справиться, так что не суй сюда свой нос! За такое я тебе с превеликим удовольствием могут отрезать язык!
Никита был похож на озлобленного и обиженного подростка. Леха понял, что все-таки задел его за живое – он надеялся, что Зотов сможет все осознать (в свое время этого не сделал Вершинин).
Резко Зотов стал говорить о своих соратниках:
– Мы… мы все обречены на это и больше нам некуда податься. У нас нет дороги назад. Мы потерянное поколение: изверги, убийцы, психи. Вместе с Трофимом у нас есть крыша над головой, заработок, хоть какое-то занятие, и нам плевать, какое оно – калечить, красть, убивать, распространять наркоту, подсаживать на нее… Все равно! Нам уже давно по хуй! Мы давно перестали быть людьми – привыкли – нет у нас особого желания ими быть. Мы не желаем учиться, работать, заводить семьи, жить по законам, обременять себя чем-то искусственным, навязанным непонятно откуда. Не хотим мы в ваше общество, не считаем его чем-то великим и нужным. Да что же ты… тебе этого не понять, что бы ты тут не говорил. Ты уже выбрал сторону. У всех вас не будет всего, что есть у нас. Ибо мы, никому не подчиняясь, можем делать с этим городом, с этим миром и блядским обществом все, что захотим. А если даже кто-то из нас захочет убежать, что очень маловероятно, то он все равно пожалеет и вернется обратно… в объятия вольной, бесконтрольной и непринужденной жизни. Так что ты ничего от меня не добьешься, Вершинин.
– Слышал бы ты со стороны, что несешь… Никогда ведь не поздно изменить свое мнение.
Зотов вскричал:
– Оно такое, какое есть! И всегда будет таким, Вершинин! Ничто его не изменит! Во мне никогда не проснутся те мысли и чувства, которые ты здесь так стараешься пробудить! Я уже давно здесь. Я и пришел, чтобы все забыть, стать другим человеком. Назад я уже не вернусь, на твои бессмысленные уговоры не поддамся, Лешенька… Хм, тем более если попытаться освободиться и заложить с потрохами всю эту систему, то Трофим распорядится и твои же бывшие друзья, с которыми ты кололся и убивал, тебя же и кокнут… Странно, как ты еще по земле ходишь? – не дождавшись реакции, Зотов продолжил. – Это воронка… билет в один конец. Лучше все оставить так и не ворошить ничего, а ты нарочно это делаешь – от этого только хуже. Услышь меня, Леша: назад нет пути – только смерть! Я и без тебя отлично это понимаю. Не только ты один у нас здесь философ-мыслитель. Парочку часов не свезло ему, и он уже о жизни задумался – поздновато, однако! Меня ведь никто не заставлял, не убеждал, своими соображениями со мной не делился – я сам принял решение. Пока я не сдохну, буду заниматься тем делом, которое на данный момент имею, а уходить, подстраиваться под всех, быть похожим на всю эту нелепую серую массу я не хочу. Глупо сопротивляться и осуждать то, что тебе любо, что тебе приносит счастье, радость и удовольствие, к чему ты привык – это просто насилие над собой. От этого нет никакой пользы, никакого перерождения, о котором ты сейчас толкуешь. Может, мне нравится так жить? А ты здесь только сопли размазываешь, унижаешься передо мной. Ты сам на краю стоишь, с огнем играешь – я это чувствую. Тебе нужно себя спасать. Твои прежние средства и ориентиры внезапно обесценились, и ты еще говоришь про нормальную жизнь, про людей, которые так живут, – злорадствовал Никита. – Давай, смиримся, тупо забьем – это же так круто, а ты развел комедию. Вспомни, как ты сам, олух, тут оказался! Что тебе надо от меня? Ты ведь не из-за благородства это делаешь. Усугубляешь свое положение, ставишь под угрозу свою жизнь. Зачем ты так со мной возишься, зачем хочешь вытащить меня отсюда?!