Огонь объял собой горку за минуту, разгораясь все ярче и ярче, и нещадно пожирал свертки со смертельными веществами.
– За предательство! За меня и за всех, кого вы погубили! – сказал Леха лежащему Мише, указав на костер.
Мишаня чувствовал, как земля забирает его силы – было ясно, что ему не поздоровится, поэтому он решил на закате своих дней высказать все, что думает:
– Тебя надо было еще тогда найти и замочить. От тебя всегда было много проблем… и возиться с тобой не было необходимости, – пытался как можно громче сказать Миша. – А за то, что ты сейчас сделал, тебя найдут и убьют! Сегодня же! Я тебе обещаю, ты пожалеешь об этом, Вершинин, слышишь?! Ты не наркоту сжигаешь – ты деньги сжигаешь, Лешенька… Деньги, которых у тебя никогда не будет. Ты же не поступил бы так со своими деньгами, правда?!
Леха был заворожен блуждающим по наркоте огнем, превращающим в пепел пожитки злых и беспощадных людей.
– В деньгах нет ничего хорошего – это, скорее, зло, чем благодать.
– Чья бы корова мычала!
– Странный ты все-таки человек, Мишка, – продолжил Вершинин. – Ты лучше б за свою жизнь переживал, а не за какую-то химическую формулу. Тебе умирать скоро, а ты все о деньгах думаешь – неправильно это, не исправить тебя, говна ты кусок! Подумай о духовном, о вечном. Хотя, мне кажется, и такие понятия тебе чужды. Как был гнидой, так и остался.
– Ишь каким ты праведником стал!
– Для меня теперь что наркотики, что деньги – все одно. Не главное это – они для меня теперь ничего не значат, – словно блаженный, изливал душу Леха. – Я не такой урод, как ты, Миша. Надо меняться, надо с чего-то начинать – это, по-моему, отличное начало… Ты только взгляни, как горит вся ваша работа. Так вам и надо! Чтоб вы сдохли все!
– Сука ты, Вершинин! Хотел бы я увидеть, как Трофим отрежет тебе яйца!
– Трофим охотнее тебя убьет, чем меня. Не боюсь я вас – пусть найдет, пусть режет… Встречу с распростертыми объятиями! Много раз меня хотели пустить в расход – как видишь, ни у кого не вышло.
У костра Алексей стоял недолго – он медленно побрел к машине, поглядывая на Мишу. Бывший бармен молился, чтобы его оставили в живых. Боязнь смерти и расплаты за грехи тяготила его, но вдруг отступила, когда он увидел, как Вершинин спокойно закрыл багажник и сел за руль, окинув костер прощальным взглядом.
«Прости, Мишаня, но я так не могу. Уж больно ты мне противен. Ты принес в мою жизнь много плохого, поэтому будет лучше, если ты сдохнешь», – думал Вершинин, нежась на сиденье и любуясь лежащим на дороге горе-убийцей. Миша не понимал, чего Вершинин тянет резину: неужели помилует? Вот тогда-то Миша дождется кого-нибудь из своих и расскажет им все в подробностях, а потом станет свидетелем казни Вершинина – вот будет забава. Но пока бармен думал о казни, Леша уже придумал ее идеальный вариант для самого Миши…
Собравшись с мыслями, Вершинин медленно надавил на газ. Ошарашенный взгляд Миши был виден издалека – он схватился за траву уцелевшей рукой, чтобы убраться с дороги, но не вышло. На нем словно два якоря повисло. Машина всем своим весом, давившим на колеса, проехала по ногам бармена.
Вершинин от тоски и страшного крика своей жертвы закрыл глаза и прикусил губу, но мысли, попросившей бы возмущенное сознание Леши остановиться, он так и не услышал. А Миша тем временем чуть ли не в кровь искусал невредимую руку от боли, перестав чувствовать размозженные немецким автопромом ноги. Когда автомобиль Вершинина пару раз подпрыгнул, подмяв под себя конечности Миши и издробив их на мелкие куски, Алексей остановился и молча вышел, желая посмотреть на обезумившего от боли Мишаню. Какого было удивление Вершинина, когда он увидел визжащего и бившегося в конвульсиях бармена – ненависть к проехавшемуся по его ногам человеку никуда не делась.
Миша умудрился злобно произнести свои последние слова в адрес Вершинина – это были не мольбы о прощении или о спасении:
– Все… Конец, Леха, мне… Ой, конец… Не думал я, что он наступит… благодаря тебе… Больно… пиздец как… больно… Твоя жизнь… Вершинин… уже давно разрушена… как и моя… И сейчас ты вбил первый гвоздь… а-а-а-х… в крышку… своего гроба… Я умираю… как собака… А ты… ты будешь мучиться… паскуда… до конца своих паршивых дней, – Миша плюнул в его сторону слюной вперемешку с кровью.
Леша не мог вынести подобного. Его словно невидимый кулак ударил прямо по морде. Он отстранился к машине, собираясь взять револьвер и прикончить Мишу, но из памяти выпало, куда Леха его бросил. Он не мог так этого оставить, поэтому понесся к Трофимовскому складу. Порывшись в горе металлолома около ворот, он вытянул оттуда ржавую цепь и поплел ее за собой: она звенела и волочилась по земле, равняя дорожный песок как грабли. Подтащив цепь к телу Миши, который уже был не в состоянии говорить, Вершинин, ослепленный местью, решил добить врага. Леха обмотал толстую цепь вокруг шеи бармена и принялся хладнокровно его душить, натягивая один конец цепи на себя, а другой удерживая ногами, – железная петля на Мишиной шее вмиг затянулась.