Вершинин понял, каким образом Юля намеревалась причинить ловеласу нестерпимую боль – чужими руками. Кудрявцева наверняка хотела смерти лгуна и насильника. Неудивительно, что она все доложила Витьку, ведь скрыть произошедшее было чудовищно трудно. Интересно, как произошло это объяснение – может быть, вспыльчивость и неадекватность Ретинского сделали свое дело, и Юли давно уже нет в живых?
Витя шел мстить не только за девушку, которая находилась в исступлении сейчас, но и за себя, ибо Лехой была оскорблена его честь. Вершинин причинил боль не только Юле, но и самому Ретинскому, который считал, что настоящий друг никогда бы так не поступил. Ретинский хотел заставить Леху испытать те же ощущения. Их дружба в одночасье прекратилась.
Напряжение нарастало с каждой минутой: никто не мог предугадать, что произойдет в следующую секунду. Вершинин стоял на месте, что-то соображая. Ретинский ждал реакции мажора – сначала Леха решил, если прокатит, отделаться с помощью глупости и безразличия, дабы смягчить обстановку и предотвратить ссору: встревать в еще одну историю не хотелось, ибо силы и так на исходе. Если же открытой конфронтации не избежать, тогда-то Леха сменит вектор своего поведения, превратившись из глупыша и паиньки в разъяренного, подлого, высокомерного и беспощадного циника – обстановка подскажет.
Все было бы по-другому, если б перед Лехой находился неравный ему соперник. А здесь громила Ретинский, пришедший карать.
– Не понимаю, о чем ты. Здесь много чего было. Как это связано с тобой и вообще… какими судьбами?! – прикинулся дурачком Алексей – с виду убедительно, а в душе и голове муторно и противно.
Ретинский коварно улыбнулся, раскусив бесстрашный Вершининский фарс, ощущая безжизненный холод и металлический запах лома в руках.
– Небось, по бабам опять проехался? Я тебя давно уже здесь дожидаюсь. Сюрприза, конечно, не получилось… А вот твой сюрприз с Юлькой… ебать, как удался… да еще так неожиданно, блять, для меня, что я аж опешил… с трудом поверил… Все твоему хую мало ртов и задниц, паскуда?! – скалился Ретинский. Злоба переполняла его, особенно когда он смотрел на изображающего равнодушие Леху. – Я думал, что ты мне друг… брат… А ты просто ебаная тварь без стыда и совести!
– Поправка, – вставил Алексей. – Я тварь… Но тварь, капец, живучая! – съязвил он, как бы подводя итог его сегодняшних злоключений.
– Докажи! – вскрикнул Ретинский и вскочил с постели, держа лом на изготовке.
Витя ждал от Лехи чего угодно: вранья, оправданий, просьб о пощаде, ответного удара. Ретинский даже немного изумился наглости и отваге Вершинина. Леха, которого уже ничего не удивляло, готовился к смертельной схватке. Столкновения было не избежать – Вершинин прикидывал, как бы тут все оформить, чтобы лишних разрушений не наделать. Его мысли, разыскивая выход, отчаянно метались, больно ударяя по черепу, – полученные ранее травмы давали о себе знать. Появилось омерзительное желание ударить, сбить Ретинского с ног и дать волю рукам. Но вполне вероятно, что подобные действия против оппонента другой весовой категории были бы для Вершинина роковой ошибкой. В таком случае Леха наделся превзойти друга умом и хитростью.
– Успею еще! А ты, я смотрю, еще тот уголовник! – взбеленился Вершинин, переводя взгляд с разъяренного лица мстителя на его руки, в которых красовался лом. – Незаконное проникновение на частную собственность. Да еще и с взломом – это, друг мой, карается законом.
Вершинин решил держаться жестко и до последнего: видимо, Алексей считал, что правда была на его стороне, что все его желания, какими бы они ни были, обязательно должны исполняться.
На миг Ретинский смог говорить не сквозь зубы – и без того голос неразборчивый – язык все равно плохо слушался, губы немели, словно обколотые новокаином. Внутри бугая творилось черти что: он рисовал в воображении фантастические картины уничтожения зажравшегося и возомнившего себя богом Вершинина, планировал, как скрутит ему руки, сломает ноги, свернет ему шею и прочее.
– Ты меня законами не пугай. Мне по хуй на них! – вызывающе заявил Витек. Он считал, что Вершинин нагло смеялся над ним, не считал его достойным соперником и всегда принижал его значение. – Я по делу здесь… и ты прекрасно знаешь, по какому, козлоеб!
Вершинин продолжил нарочно огрызаться:
– Странно, вроде бы мы утром решили все вопросы. Ума не приложу, зачем ты здесь. Я собирался отдохнуть немного: у меня сегодня был тяжелый день, поэтому… убирайся, ладно?! Завтра поговорим.
Такое поведение еще больше разъярило Ретинского: