– Тяжелый день, говоришь?!
Леха не успел и слова произнести в ответ, как Ретинский, резко замахнувшись ломом, огрел его железкой по плечу так, что Вершинина скрутило от боли. Ноги подкосились, и он рухнул на пол, как игрушечная башенка, у которой убрали одну детальку в самом основании. Лехе почудилось, что удар Ретинского схватил его сердце и разом выжал из него всю кровь. Вершинин пытался подняться с пола, оскалив зубы и схватившись за плечо – он пытался хоть как-то унять боль, расплывшуюся по всему телу и будто говорящую о том, что правое плечо готово вот-вот разлететься на части ко всем чертям.
В таком вот незавидном положении Вершинин продолжал дерзить разбушевавшемуся Витьку, злобно смотреть на него и, перебирая локтями, отползать в прихожую, словно лишившись ног. Витек с наслаждением смотрел на принявшего первый удар Вершинина. Видимо, прежде чем грохнуть насильника, он хотел не только узреть его муки, но и прочитать ему хорошую нотацию (Вершинин не переносил их).
Тут Ретинский ни с того ни с сего увидел на лице Вершинина улыбку.
– Ха-ха-ха, наверное, этим ломом ты своего отчима и забил! Символично! – говорил он, наблюдая, как Ретинский ходил по комнате, точно голодный лев в клетке. – Теперь и в мой дом пришел, чтобы меня грохнуть?! – выкрикнул Вершинин. – Какое неуважение!
– Заткнись, Вершинин! Не твой это дом, не твое все это, даже одежда… вплоть до трусов! Все не на твои деньги куплено: ты и палец о палец в жизни не ударил. А строишь из себя гада, который богом себя возомнил… хозяином, которому все позволено, который творит хуйню… безостановочно и безнаказанно! Так не бывает… Вот оно твое наказание! Ты не имел никакого права распоряжаться Юлей! Ты конченый ублюдок – я и подумать не мог, что придется с тобой разбираться именно так.
– Думать – это реально не твой конек, Ретинский! А Юлька… курва, доложила все-таки рогоносцу своему! Коза… и часа не прошло, а она уже настучала, стервоза! Надо было ее доконать! Так и не стала нормальной девочкой, которая держит свою личную жизнь в секрете… дрянь!
Витек, услышав, что Леха несет про Юлю, подлетел к нему и поднял его за волосы, чтобы исподлобья взглянуть ему в глаза. Леша стерпел и даже не стал сопротивляться.
– Не смей! Не смей так говорить о ней… не смей думать о ней… и обсуждать ее при мне, мразь! Слышишь?! Не смей! Иначе я тебя переломаю – давно пора было с тобой расквитаться! Она чиста и невинна… красива, умна, грациозна – ей нет равных в мире! А ты…
– Ой! Что я вижу?! Неужели наш железный Витек размяк к этой бестии?! Слова-то какие подобрал – просто шик! А ты головой не ударился случаем?! Наверно, ты не в курсе – в темноте все женщины одинаковые!
Нужно было задать жару Вершинину. С разбега Витя припечатал его к зеркалу на стенке так, что оно немедленно разбилось, его осколки разлетелись по полу. Любил Вершинин это зеркало: каждый день любовался собой в него.
Удар об зеркало проверил Вершинина на прочность – боль очередной волной пронеслась по его уставшему телу, в очередной раз все в нем перевернув, но Алеша вновь сдюжил.
– Ты только тупеешь и деградируешь, Ретинский! Только кулаками и можешь вопросы решать! Давай спокойно поговорим… если у тебя мозгов хватит…
– Все и без разговоров ясно! Тебя только могила исправит – за то, что ты сделал, тебе суждено сдохнуть!
«У Трофима не сдох. И здесь не сдохну!» – решил для себя Вершинин, накапливая силы для ответного удара.
– Я за Юлю тебе отмщу – за девушку, которую ты осквернил. И за себя отомщу – за друга, в душу которого ты плюнул! – говорил Виктор. А ведь еще утром они были корешами не разлей вода. – Я обещаю, что ты будешь гибнуть медленно и мучительно. Может, подумаешь напоследок. Может, осознаешь свою вину… И до самого конца я буду смотреть на тебя. Я не побоюсь тебя прикончить, Леха… Сяду за тебя в тюрьму, если потребуется… Но я обязательно избавлюсь от такого урода, как ты, – отвернулся от него Витя. – Может быть, ты желаешь что-нибудь сказать в свое оправдание напоследок? Только что-нибудь по теме, пожалуйста, – словно судья, спросил он. – А то что-то ты притих…
Вершинин выдал свое далеко не последнее слово:
– Ну прости меня, Витя! Я думал, у вас не всерьез.
Оправдание было не очень.
– Не всерьез?! После трех-то лет?! – вскричал Ретинский, брызгая слюной. – Что же это получается?! Ты всегда хотел ее, позабыв про меня?! Как же можно про меня забыть?! Я же осязаемый, – сказал Ретинский, зарядив своим огромным кулаком прямо Вершинину по животу, – я могу и вред принести… и убить при желании! Ты решил убрать мне в сторонку, трахнуть мою бабу за моей спиной?! Сука, убью! Живого места не оставлю, – пригрозил он.