Удар по лицу тяжелым ломом забрал у Алексея Вершинина все последние силы: он уже не мог в совершенстве повелевать своим телом, которое взбунтовалось против своего хозяина, а иначе оно бы просто погибло, если бы эти истязания продолжились. Удар почти отключил его – Алеша упал на спину, почувствовав всем телом ровный холодный пол, по которому скользил сквознячок, он увидел злобно-насмешливую физиономию Витька и ненадолго повеселел от того, как он умудрился раскрасить своего дружка (редко кому удавалось это сделать). Но веселье вновь сменила безысходность: на первый план вышла боль. Дела были плохи – Леха был повержен. Чувствуя, как медленно теряет сознание, он думал, что погружается в сон, так ему необходимый, однако из него он мог и не выбраться. Вершинин не чувствовал тела, он чувствовал только свои раны: набухали синяки и гематомы, кровь пульсировала вокруг ран, вытекая наружу, в костях что-то сдвинулось, сломалось и всячески мешало попыткам пошевелиться. Вершинину казалось, что и разорванная одежда душила его. Взгляд паренька был устремлен вверх, зрение утратило резкость и четкость: все дальше двух-трех метров расплывалось, и не переставая двигалось, прыгало, мелькало.
Леша лежал на спине и готов был взвыть от боли и разочарования, но вдруг понял, что не может издать ни звука. Вдыхать и выдыхать получалось с большим трудом. Он старался ни в коем случае не отключаться. Временами в разбитой голове отчетливо возникали мысли смириться со смертью и мучениями, откинуть коньки, ни о чем и ни о ком не думая, ведь бороться было не за что, будущего не было, ничего для Лехи уже не существовало, его мир утратил все свои краски, всю свою прелесть… Не было его теперь – он был выпотрошен и несчастен. Гулянки и потасовки, в которых когда-либо принимал участие Вершинин, никогда до такого не доводили – подобное состояние души и тела он испытывал впервые, не понимая, что делать и как правильно к этому относиться: сдаваться не хотелось, хотя все подряд бастовало и требовало спокойствия. Еще больше Вершинину не хотелось смотреть, как торжествует его почти побежденный враг; не хочется проигрывать там, где тебя считают лидером. Так бессилен он не был прежде никогда, думал, что весь мир обозлился на него и мучает так неестественно и унизительно, но воспрепятствовать этому он не мог.
Хрипы, отеки, кровоизлияния, переломы – Вершинин не знал, где что. Возмущенный разум мажора, отбитый ломом, хотел продолжать схватку – слабое и беспомощное тело было против. Вершинину оставалось совсем недолго, если он не соберется – такая нелепая и незаслуженная смерть не давала ему покоя, поэтому он искал безнадежные способы ее отложить, но пока ничего не находил. Если бы в голову пришла хоть одна мыслишка о том, как он может все изменить, Леше бы немножечко полегчало. Пока было два выхода: откинуться самому, либо Витек приговорит его. Ох, полежал бы сейчас Лешка в больничке с превеликим удовольствием, а уж тогда он бы все исправил, но это опять же была мечта, одна из тех, которые частенько наплывают в бреду и горячке на человека, осознающего свою никчемность в этом мире.
Повернув голову влево и прищурившись, Вершинин наконец разглядел на полу около шкафа шанс на спасение. Там валялось заостренное горлышко, которое уцелело от бутылки шампанского, разбитой Вершининым об стенку еще со времен злополучной встречи с Юлей. Чем не возможность испытать судьбу? Если не прокатит, то все кончено. Леха любил рисковать – своим принципам он не отказал и сейчас. Цена была ошеломительная – его жизнь, попытка ее изменить…