За 12 часов его жизнь кардинально поменялась, но он все же пришел к выводу, что это была не жизнь, а он просто выебывался. Сегодняшний день – проверка, полностью проваленная Вершининым. Если по-хорошему наставить человека на путь истинный не получается, то жизнь применяет жесткие методы, особенно к таким зазнайкам, как Леша. Бежать некуда, прятаться негде – все утратило смысл в этой комнате, где он сегодня насиловал, где его пытались убить и где он сам убил… себя самого.
Леха обессилел. Он будто стал материей, а не человеком. Все сознательное ушло, а осталось что-то вроде простейших признаков: голод, холод, дрожь, боль. До этого он превращался и в машину, и в зверя, но простой оболочкой он чувствовал себя впервые – это особенное безысходное чувство. В жилах от постоянного напряжения словно вскипала ртуть, во рту чувствовался неприятный привкус крови, по телу повсеместно гуляла пульсирующая боль – напоминание о мертвом друге за стенкой. А голова была тяжелее танка. Отоспаться бы, проснуться и не увидеть ничего этого, но все эти мысли сходились на другом: чтобы стереть все из памяти, нужен сон, но только другой… тот, который вечный. Леша ждал какого-нибудь чудесного проблеска надежды.
Тоскуя в одиночестве, Леха пытался вспомнить что-то хорошее, но шкала его оценки была сбита – непонятно отныне, как оценивать то или иное событие. Картины и эпизоды его прежней жизни проносились мимо и были связаны с девушками, друзьями, учебой, пьянками, клубами, сексом – отдельно Вершинин вспомнил передряги, в которых побывал. Все истории, события и мысли возникали перед ним в последний раз и уходили в небытие. Вспомнились и сегодняшние девки из клуба, которых пришлось спасать от шпаны, и лучший друг Витек, и его девушка Юля Кудрявцева промелькнула в своем прежнем обличии перед Лешиными глазами. Нельзя было не вспомнить Диму Тихомирова, который по вине Вершинина балансирует сейчас на грани жизни и смерти и который совершенно обоснованно потерял свою веру в Алексея. Промелькнули перед глазами и чмошник Олег, который сейчас медленно превращался в овощ в наркоманской забегаловке, и потерявшая смысл жить математичка из школы, и компания беспощадного преступника Трофима, который держит в узде и хитреца Тимоху, и туповатого бугая Владика, и новичка Никиту Зотова, рискующего попасть на скамью подсудимых владычицы-судьбы по той же статье, что и Вершинин сейчас, а Мишка-бармен не успел было вернуться в прежний ритм жизни, как заслуженно сдох на первом же серьезном задании. На сына из глубин его души смотрели Сергей и Александра Вершинины – даже сейчас их взгляды источали любовь и заботу. Уходили моменты веселья и грусти, любви и ненависти и еще много чего. Можно было повспоминать еще, но не грело это, а лишь ускоряло необратимый процесс…
Не видел Вершинин света белого! «Жизнь моя жестянка… На книжку потянет, – думал он. – Да на один этот день можно настоящий шедевр написать!»
Мучили мысли о самоубийстве: Леха не ощущал теперь сосущей тоски о том, что его распрекрасная жизнь покинет его, как это было ранее. Отныне кругом царствовало одно безразличие, сводившее с ума и толкавшее к тому, чтобы не терзаться ожиданием и самостоятельно решить свою судьбу – покончить со всем этим поскорее и навсегда. Несмотря на это, Вершинин долго дивился про себя, как цепко и сильно в нем желание жить…
«В убийстве или насилии важна не боль, не брезгливое отношение, даже не смерть отчасти. Ужаснее всего то, что пропадает самое драгоценное – жизнь. Еще ужаснее, когда человек добровольно расстается с ней… А ведь это дар, подарок свыше! Когда какая-либо жизнь погибает, то вместе с ней уходит в небытие все хорошее, замечательное и красивое, что эта жизнь принесла в этот мир и что еще могла в нем сделать. Зачем же все это? Для чего? – говорил когда-то Дима Тихомиров. Неспроста сейчас Вершинин, находясь в тупике, вспомнил его слова. – Ты только оглянись, Леша, посмотри вокруг – как прекрасна, как обольстительна жизнь. Это радость, это высшая красота… словно внеземная, потому чуждая некоторым из нас. Грех отказываться от такого подарка самому или с чьей-то помощью… Гляди! Эти люди, эта природа, небо, солнце, вода, деревья… неважно где, в деревне или в городе – везде ты дрожишь от восторга, когда дышишь, пьешь, общаешься, любишь… Живешь…»
Этой красивой жизни, которой так восхищался Димон, у Алексея никогда не было: все вокруг было просто обманом; можно сказать, что он не жил по-настоящему, не видел всего, не ощущал, чуждо ему было то, что было любо некоторым – последние в большинстве своем были счастливы, Вершинин в их число не входил. Леша вступил на кривую дорожку, которая завела его в чащу, в страшные закрома жизни, которые излучают сначала беспечность и мнимое счастье, а затем оборачиваются болью и страданиями… Лешка то ли во сне, то ли наяву горько расплакался – соленые слезы текли по лицу, капали на грудь и живот. Раскрыв беззубый рот, Алексей всхлипывал, успокаивался и немного погодя вновь предавался рыданиям.