Это была агония. Горькая одурь кружила голову. Не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать. Можно злиться, что все сложилось так плачевно, что все пошло именно так, а не по-другому, как ты хотел – в другое время будешь возмущаться, проклинать все и всех, а когда понимаешь, что это твой последний вечер, нужно смириться: «Нет здесь мне больше места», – печально заключил Вершинин.
Он сходил с ума и ничего не мог с этим поделать. На него нападали и помешательство, и какие-то нервные тики, и внезапная эйфория. Одновременно он продолжал реветь громко и протяжно. Он стучал кулаками по полу и стенам, метался, рвал на себе волосы – столкнулся с тем, что исправить было не в его силах. Леша пал, пал низко, пал на колени, ведь теперь был бессилен перед всем. Дошло даже до того, что он стал молиться Богу, умолять его смиловаться над ним, хотя никогда в него не верил и не знал ни одной молитвы. Не верил, потому что считал, что люди на протяжении своего бытия сотворили все сами – спасибо Чарльзу Дарвину и эволюции. Эта единственное, что Алексей запомнил из курса биологии, что было буква в букву списано на зачете в девятом классе с листка Димы Тихомирова – Вершинину нравилось рассуждать про естественный отбор, про сильных и слабых. Теперь ему показали, кто на самом деле сильный, а кто слабый и беззащитный – он всегда думал иначе. Его эгоизм, хитрость и интеллект стали уничтожать его изнутри…
– Прав был Димка, – стал говорить сам с собой Вершинин. – Я загубил… я и только я загубил себя. Какой же я дурак, что не послушался тебя. Будь оно все проклято! Почему я не послушал этого святого человека?! А теперь он искалечен… из-за меня… Блять, а я еще и глумлюсь над своим же другом – помогаю его убийцам. Нет, я достоин только смерти. Нет у меня сердца! Я бесчувственная скотина! Нет у меня ни сердца, ни мозгов. Я бы за него жизнь отдал, – кричал Леха, ударив ладонью пол от отчаяния, но раскаиваться было поздно. И тут Вершинина вновь осенило – на этот раз очередь дошла до Витька. – Брат, – вздохнул Леха, подзывая Ретинского, но в ответ тишина. – Корешок мой! Брателло! Братишка! – рыдая и шмыгая носом, Вершинин из последних сил пополз в ванную и припал к телу Виктора. – Браток… слышишь меня, братан?! Знаю, что слышишь – ты же сильный, стойкий… ты должен быть живым! Слышишь, прости меня, не рви мне сердце, прости дурака – я не знаю, что я творю, не знаю, пойми меня, не знаю… Я совсем запутался, мне никогда так хуево не было! Хочешь, встань и прибей меня. Только прости, – пытался возвратить друга к жизни Вершинин, но потом осознал, что сотворенного не возвратить. Вновь испачкав руки в крови друга, Леша заплакал.
Не вынося боли, Алексей вернулся в зал и посмотрел в сторону открытого окна – вернулись мысли о самоубийстве. Но внезапно его снова ослепил сильнейший удар молнии, озарившей небо, как погожим солнечным днем, и тут же оглушил грохот грома, будто разом взорвалась вся планета. Леша рухнул на пол. И в этой кромешной тьме послышался его истошный крик. От боли и отчаяния. Крик, обращенный ко всему, что его окружало, ко всему, что произошло, ко всей его никчемной и ничтожной жизни, которую ему надоело терпеть:
– Не-е-ет!!! А-а-а-а!!!
Леша кричал вплоть до потери голоса, сменив протяжный крик на громкий рев.
– За что? Я не достоин такой кары! – твердил Вершинин, истерически посмеиваясь и все ближе и ближе подползая к окну. – Ха-ха, мне это, наверно, снится, – он приближался к пропасти без всякого страха и упрека. – Этого просто не может быть – я же хороший, как же я довел себя? Не могли они все погибнуть из-за меня. А сколько еще невинных людей погибнут от оружия и наркотиков? Почему тогда все преступники живут припеваючи, а не мучаются и не гибнут от страха и боли… как я?! Несправедливо! Я сейчас… просто спрыгну вниз. От падения во сне обычно просыпаются, так? Нет… А как же родители?! Они же просто не перенесут этого, – Леша говорил обо всем подряд, что только приходило ему в голову, глядя на парковку и газоны внизу. – Страшно? Ты сыкун?! Знаешь почему? Улететь туда – это для трусов. А ты же не трус? Остаться наверху и бороться – вот что достойно тебя… Кто это говорил? Да на хуй – он прав! Может быть, я и виноват, но я готов покаяться, готов измениться. Я начну… начну прямо сейчас! – Вершинин отполз от раскрытого окна, сбросил с кровати свои штаны, порылся в их карманах и вытащил оттуда шматок измявшихся купюр. Подержав их в руках, Леша завороженно посмотрел на них и рассмеялся. – И из-за этого я пресмыкался?! Именно эту гадость я смел ценить и уважать?! Не ради вас я жил! – выругался он на денежные бумажки, к которым у него с бешеной скоростью возгорелось отвращение. – Я смешен… просто смешен! – удивлялся Вершинин и стебался над собой. – Так пропади оно все – летите, убийцы!