Вершинин совершенно не замечал, как давно уже перешел на личности и любыми неловкими и резкими словами мог легко унизить, ранить, задеть впечатлительного Олега – именно с этого момента должник Лехи не стал его слушать, ибо это было невыносимо. За все эти слова, будь Олег не избитый и не поломанный, он бы набросился на Вершинина и придушил бы его. Олег был уверен, что за его благой поступок полмира скажет ему «спасибо»: он бы избавил всех от злодея и морального урода. Однако Олег никогда никого бы не прикончил – кишка тонка, как говорят – если бы такое случилось в реальности, то он следом лишил бы жизни и себя.
Вершинин давно не рассуждал на такие темы, поэтому мыслишек и идей у него накопилось много. Как раз сейчас Олег его «с удовольствием» и выслушает. Леха может быть уверен, что ему не возразят, никто его не прервет, не поправит, его выслушают до конца, а потом и ноги будут целовать за гениальные идеи и предложения, которые летели в Олега, словно стрелы, прожигающие его душу:
– А мне тебя, Олег, реально жалко! Ты, как тупой мотылек, летящий на огонь – так и сгореть недолго! Как же ты еще выжил, как же ты еще дожил до этого момента, не понимаю?! Мир… наша жизнь – это как жестокий, бессердечный карательный механизм, созданный для причинения боли, для пыток и унижения. Это каток, пресс, сминающий все на своем пути, равняющий все с землей. Ты для этого мира, для всех нас, в первую очередь для себя… обуза, мелкая заноза на пятке, мешающая нормальной ходьбе, а ее все никак не могут вытащить. Тебе не место здесь: из-за тебя чересчур много проблем – ты в них встреваешь, и они остаются с тобой навсегда. Тебе с неба об этом говорят, флажками машут! Как тебе не трудно, как тебе все еще не надоело?! Не приходило ли в твою светлую головушку, что все дело в тебе, в тебе сидит это зло, и ты даже не можешь подняться и искоренить ее, – Алекс буквально загорелся словесно уничтожить Олега. – Ты ничего не можешь! Как же ты живешь, если не можешь найти выход, выпутаться из простой долговой ямы – ты топишь себя и когда-нибудь утопишь совсем! Станешь отбросом, мусором, пылью, никому не нужный… безынициативный, неинтересный, серый, перманентный, пустой, тупой мусор – так вот это ты, дорогой! – помолчав, Вершинин ударил ладонями по своим коленям и произнес. – Верни долги и можешь херачить к чертовой матери хоть на все четыре стороны – хоть что можешь с собой сотворить. Знаешь, коль у нас пошел такой разговор, – это был далеко не разговор, а чувственный монолог одного лишь Лехи, который с каждый секундой возносил себя до небес за такие рассуждения, – я могу найти объяснение твоим успехам в учении. Кому вообще это надо – я вот нормально никогда не учился, а все есть, – стал загибать пальцы он, – ни в чем нужды нет, всем доволен, живу припеваючи. Но сейчас не обо мне, а о тебе. Надеюсь, ты там еще не скопытился… Так вот, школа, да?! Всем тебя просто жалко – не хотят тебя трогать, ибо смысла нет ворошить твое жалкое существование. Олег, ты не живешь, тебя здесь нет, но ты при всем этом как-то умудряешься создавать неудобства людям, мешать им спокойно жить, причем людям совершенно не твоего уровня – все это ты делаешь вместо того, чтобы просто взять и исчезнуть… Умереть – это же так просто!
Олег закатывал глаза и вдыхал горячий уличный воздух, приоткрыв рот и периодически стоная. Ему было неприятно, больно и тошно от всех Лешиных слов. Но с каждой секундой должник по неведомой причине убеждался, что его топят в его же никчемной и монотонной жизни, как в грязи. Олегу стало казаться, что ему говорят правду, приводят неоспоримые доводы, к которым он начинал невольно прислушиваться. Но от такого все равно становится плохо и пусто на душе, поэтому он стал отворачиваться, лишь бы не слышать, не видеть своего недоброжелателя, чужого, неприятного, злобного, не знающего добра и пощады человека.
Олег потихоньку стал собираться с силами: как только их будет достаточно, он хотел чесануть от Вершинина подальше и никогда больше в жизни на него не натыкаться. А сам Алексей, удовлетворившись физическими страданиями своей жертвы, просто балдел от своего псевдоинтеллектуального бубнежа.