Заплаканная Екатерина Викторовна тоскливо сидела за партой и молчала, взявшись за голову. После произошедшего такой стойкий и жизнерадостный человек, как Щедрова, вдруг превратился в унылую и плаксивую девчонку. Одно событие поломало ее безмятежную жизнь всего за несколько не совсем приятных мгновений. И виновником этого события стал Леха, который в очередной раз использовал человека, прожевал и выплюнул, собираясь через пару минут величаво исчезнуть из сломанной женской жизни, оставив в ней огромную рану, которая будет кровоточить и напоминать о себе постоянно.
Самопровозглашенный вершитель судеб копошился позади класса, одеваясь и приводя себя в порядок. Сделав дело, он с довольным видом собирался откланяться. Леша первым прекратил молчание, стараясь подбодрить себя и развеселить угнетенную учительницу – его так и тянуло напоследок поиздеваться над ней, отомстить за то, что она так долго мурыжила его здесь.
– Запомните меня, Екатерина Викторовна, таким! После выпускного мы вряд ли увидимся, поэтому причинять боли вам я не стану, – застегивая рубашку, Вершинин гордо твердил. – Никто – можете даже не сомневаться – из живых существ не узнает о нашей связи, о нашей маленькой интимной сделке.
В этой игре Леха победил, правда, кое-чем пренебрег, как и всегда – жизнями и чувствами других.
Он подошел к училке и поправил рукой ее растрепанные волосы:
– Вы ведь не сердитесь на меня? Что ж поделаешь – такой вот я, Алексей Вершинин! Я привык добиваться желаемого: любой ценой… любыми жертвами – это мое конкурентное преимущество. Может, мне и чуждо что-то человеческое, но это часто не так существенно на фоне всего грандиозного, что я могу сделать. Я делал свое дело – вы тоже выполняли свою работу. Все нормально, – Леха подумал, махнул рукой и добавил. – А деньги я вам все-таки оставлю, – он отсчитал деньжат из пачки, вынутой из кармана, и кинул их на учительский стол. – Это, конечно, против моих правил. Я никому ничего не даю – мне дают в основном, – засмеялся он, – но что уж тут поделаешь – придется сделать исключение. Уважение к учителям, так сказать. Школьные годы – золотые годы! И все такое прочее. В школе ведь я так изменился… так повзрослел, – многозначительно произнес Вершинин и задумался. – Теперь ваша часть сделки, Екатерина Викторовна – я надеюсь на вас, – подмигнул он на прощание.
Екатерина Викторовна подняла на него свои измученные глаза, полные слез и грусти. Ему внезапно стало брезгливо смотреть на нее – он резко перевел взгляд в сторону.
– Вы тоже меня поймите – я же понял ваши чувства, – Леша не понимал, чем так расстроена математичка. – Не стоит беспокоиться из-за этого – просто забудьте, примите как должное. Поверьте, я это сделал не из-за корысти или какого-то маниакального влечения. Честно сказать, мне было неприятно на душе, как и вам. Я сделал это ради дела… и вы тоже, – произнес Вершинин, а потом решил уйти, не задерживаясь и не поддаваясь смазливой и душещипательной обстановке.
– Хватит, Вершинин, хватит! – шептала Щедрова, опустив голову. – Ты надругался надо мной… Ты сделал то, чего добивался… Уходи отсюда прочь… и ничего не говори…
Он покидал математичку навсегда, но, когда выходил из кабинета, то все же не удержался: его ехидная и вычурная издевательская улыбка все-таки мелькнула на лице, а его подлый взгляд загорелся с новой силой. Он направлялся свершать новые дела, был готов решить любой вопрос, любую проблему. Вершинин удалился, довольный собой.
Когда Леша шел по школьным коридорам, то его уже не посещали веселые и радостные воспоминания, как это было прежде. В знакомых и родных помещениях школы, где у Лехи прошло 11 лет его жизни, ему вдруг стало мерзко находиться – хотелось поскорее вырваться на свободу. Вершинин обхватил себя руками, будто замерз, и поспешил убежать из школы, с которой его больше ничего не связывало, кроме выпускного и еще нескольких экзаменов, один из которых и толкнул его на это преступление против тела, души и разума – он старался не думать об этом, прекрасно понимая, что трояк по математике ему обеспечен.
Как только Вершинин вышел из кабинета математики, Екатерина Викторовна Щедрова расплакалась, как малолетняя девочка, тягая себя за волосы и стукаясь головой и руками об парту – так погано было у нее на душе. Она почувствовала себя никчемной вещью, которую использовали и выкинули гнить на помойку. Она почувствовала себя оскорбленной и униженной, почувствовала, как в ней погубили ангела, чистую душу, будто ножами изрезав и изгнав ее вместе со всеми светлыми мыслями и настроем жить и радоваться этой жизни. В оставшееся внутри пустое пространство залили вязкую грязь и ненависть ко всем и ко всему, что ее окружает и что пытается прикоснуться к ней. Щедрова ощущала себя раздавленной, грязной, падшей женщиной, которая отныне никогда не станет прежней. Ей было тошно от всего, тошно от себя; все существенное для нее стало вдруг несущественным, безразличным, а все важное и дорогое сердцу превратилось в ненужный мусор, отошедший на второй план. Ей ничего более не хотелось; она и не могла ничего делать, потеряв желание заниматься любимым делом, утратив смысл жить и учить – зачем верить в жизнь, если она вот так вот позволяет себе вытирать об тебя ноги, считает тебя недостойным, не нужным никому существом. Только Алексей Вершинин, «человек без сердца», по словам директора Савина, мог именно так в одночасье сломать человеку жизнь и веру в эту жизнь.