Полсотни километров по зимней дороге тащились больше двух часов. «Эмка» могла бы и быстрее, но небольшую колонну сдерживала затянутая тентом установка, водитель которой явно не стремился растрясти собранную «на коленке» конструкцию. Ещё почти час разработчики потратили на проверку подъёмной рамы, прицела, электрооборудования, а также зарядку установки.
Стоять на открытом пространстве, продуваемом зимним ветерком, было, однако, холодновато. Но Демьянов и Василий Васильевич, красивый светловолосый мужчина тридцати семи лет от роду, нашли чем заняться: говорили. О конструктивных особенностях эрэсов, о планах дальнейших испытаний, о перспективах реактивной артиллерии. Может быть, ещё рано, но Николай подкинул идею складывающихся стабилизаторов, и тут же, на снегу, веточкой нарисовал два вида таких стабилизаторов — в виде прижимающихся к корпусу ракеты изогнутых пластин, как у «Градов», и ножевидных.
— Если использовать трубчатые направляющие с канавками, вроде нарезов ствола, то закрутить реактивный снаряд можно ещё при его движении в направляющей. Конечно, эти прорези будут изнашиваться, но не нужно будет мучиться с пазами в рельсах, более плотное прилегание ракеты к трубе обеспечит лучшую кучность. Считать и испытывать нужно.
— И увеличить длину ракеты до длины трубы, — подхватил Абренков. — Мы так и заряд увеличим, и дальность стрельбы!
Непривычно короткие (в сравнении с виденными Демьяновым на кадрах военной хроники) ракеты с воем уносились вдаль каждые полсекунды. Огневая позиция мгновенно окуталась клубами чёрного дыма, смешанного с паром от растаявшего снега и поднятым в воздух снегом. И вдруг один из снарядов, вылетевший где-то в середине пакета, начал крутить спираль, резко отклонившись от траектории «собратьев».
— Красиво пошёл! — усмехнулся Демьянов. — Похоже, кто-то из рабочих напортачил с углом установки одного или двух стабилизаторов. Бракоделы чёртовы!
Полигонный полугусеничный Газ-60 дотащился до места падения ракет за полчаса.
— Даже без замеров поля поражения вижу: очень кучно легли в сравнении с прежними испытаниями, — загорелись глаза у стоящего в кузове Василия Васильевича. — Верной дорогой идём, товарищи лейтенант госбезопасности!
Конструктора, всё ещё с опаской поглядывавшие на Николая (немудрено после целой серии «посадок» их коллег по институту!), быстро десантировались из кузова с рулетками, геодезическими вешками и прочим инструментом.
— Может, мы с вами назад, в Москву? — спросил уже основательно промёрзший Демьянов. — Только пусть товарищи разыщут эту… балерину, решившую нам показать в воздухе танцы. Надо всё-таки разобраться, что с ней случилось.
— Можно. Всё равно отчёт об испытаниях только к утру будет, — согласился представитель артуправления. — Но как, всё-таки, вы оцениваете сегодняшний пуск.
— Как очень многообещающий. Я не ошибся, оценивая дальность залпа в пять с лишним километров?
— Пожалуй, все шесть с хвостиком, если по самой ближней воронке мерять, — поправил Демьянов артиллерист, прекрасно знающий этот полигон.
— Просто отлично! Если увеличим запас топлива, то и до восьми с этим самым хвостиком дотянем. И тогда кисло нашим врагам придётся. Ой, кисло!
20
И всё-таки он простыл на полигоне. С вечера начало знобить, а наутро уже захлёбывался соплями. Кое-как доковылял до телефона и позвонил на службу. Румянцев даже не узнал его голос.
— Температура?
— Похоже. Померять нечем, буду у соседей термометр спрашивать. Но работать не отказываюсь: буду писаниной заниматься.
— Я к тебе Кузнецова пришлю.
— Зачем?
— «Зачем, зачем». У тебя же, небось, ни лекарств, ни продуктов.
— Есть такая буква, — шмыгнул носом Николай.
Термометр нашёлся у Лиды Соломиной. Тридцать восемь и семь. Из носа — река. Пришлось пустить на носовой платок старую майку Шеина. Судя по тому, как часто приходится сморкаться, к вечеру ноздри будут пылать красным сигналом светофора.
Дождался, когда рассосётся на работу народ, и лишь потом вдоль стеночки поковылял на кухню, варить оставшиеся несколько картофелин. Ещё с детских лет помнил, как мать заставляла его дышать картофельным паром при простуде.
— Ты бы, Стёпа… Ой, извини, Николай Николаевич, всё отвыкнуть не могу.
— Да ничего, Глафира Андреевна, можно и так, и так.