– Понятно, а что дальше-то?
– Дальше – идём на званный ужин с предварительной охотой.
– Мы будем охотиться? На кого?
– На овец, конечно. На кого же еще?
– Надеюсь японец простит нас.
– Какой еще японец?
– Не важно… Охота – это хорошо. Да еще и информацию про стену сможем выведать. Как удачно всё складывается.
– Не загадывай. Еще ничего не известно.
Выдвигаемся. Снова проходим через стену. Разумеется не сквозь неё, но именно через. Проход в стене – это не дверь в обычном понимании. Двери тут, собственно, и нет. Хоть с виду стена не широкая, но проход через неё – довольно длинный. Он представляет собой некий лабиринт с разветвлениями. Лабиринт этот, насколько я понимаю, проходит через всю стену и если не знать последовательность поворотов, можно навсегда застрять в этой стене. Пока мы шли, волк даже рассказал легенду о том, что потерявшиеся в стене устраивают в ней поселения и, что, возможно, население стены даже больше населения всего мира. Совершенно не представляю как это возможно, и волк, увидя сомнения в моих с начальником глазах, затих.
Вышли наконец. Вне стены было светлее, чем внутри. Волк молча показал пальцем в сторону поля, и только приглядевшись, я увидел вдалеке силуэт человека. Волк дал Виктору Александровичу бинокль, а тот, быстро посмотрев, передал его мне. Я потратил какое-то время на то, чтобы найти этот силуэт в бинокль, но всё-же нашёл. Это была обнаженная молодая девушка со светлыми, почти белыми кучерявыми волосами. Она бегала по полю и улыбалась. Какая беспечность – сказал я, а потом добавил – И глупость. Волк тоже улыбнулся после моих слов, а после добавил: "Верно подмечено, друг мой… Очень верно. Охота начинается.". Я не сразу понял, что он хотел сказать, но стоило мне опомниться, как волк уже встал на четвереньки и рванул в сторону девушки. Он побежал настолько быстро, что никакого смысла пытаться его догнать мы с Виктором Александровичем не увидели. Нам оставалось только поочерёдно смотреть в бинокль и ждать, надеясь на то, что он также как перед нами, остановится и перед этой овечкой. Он не остановился. А она даже не попыталась бежать. Клыки вонзились в её ногу. Когда он откусил первый кусок, овечка была уже без сознания. Я выронил бинокль. С самого начала охоты, Виктор Александрович тихо ругался себе под нос, но я не разбирал его слов. Но подняв бинокль, и посмотрев в него – он замолчал. Я увидел две яркие вспышки: одну за своей спиной и одну вдалеке. После этого в глазах моих потемнело, и я потерял связь с реальностью.
Я очнулся вечером, когда солнце уже почти зашло за горизонт. Стены рядом уже не было, но был Виктор Александрович, сидящй на том же пне, что и утром. Он занимался костром, поэтому не сразу заметил, что я очнулся. Но как только я переменил своё положение с лежачего на сидячее – он заговорил.
– Таков уж этот мир, Вася. Волки охотятся на овец. А овцы не бегут. Надеятся на чудо. Справедливости ради, иногда это чудо происходит.
Он указал на девушку, лежащую рядом с костром. Она была жива, но без ноги.
– Вы провели ампутацию? – удивился я – У вас же нет должных навыков.
– Ты слишком мало знаешь об этом мире, Василий. Слишком мало.
Я не понял, к чему эти старческие высказывания. Старческие? А он, кажется, помолодел. Вот что делает работа с теми, кто в неё действительно погружен. Погружен. Погружен. В сон. в сон…
Когда я проснулся утром, начальник уже не спал. Он суетился вокруг овечки и помогал ей освоить новый умный протез. Не помню что бы мы брали с собой такие. Но видимо всё-таки брали. На ней длинное светло-голубое платье… Платье? Откуда? Уверен, такого у нас на корабле точно не бы…
– Проснулся? – прервал мою мысль начальник – Давай быстро завтракай, и выдвигаемся.
– К-куда? – я с изумлением и тупостью посмотрел на Виктора Александровича. – И зачем?
– Нужно довести девочку до деревни.
– Так всё-таки у них тоже есть деревни? Это хорошо. Но что она тут забыла одна?
– Она обещала всё рассказать по дороге.
– А что с волком?
– Он вырубился также, как и мы. Когда я проснулся, его уже не было.
Я быстро поел, и мы выдвинулись. Идти пришлось медленно. Из-за непривычки к протезу, овечка то и дело падала. Она не говорила на межвитальном. Но каждый раз, когда Виктор Александрович помогал ей подняться, она с очень сильным индийским акцентом говорила порусски: "Спасибо, Шарвааха". На мой вопрос, что за шарвааха, начальник сказал что-то вроде: "Она сама решила меня так называть". Языка овечки не было в базе переводчика, поэтому ей пришлось добрую половину пути вести монолог, ни слова из которого мы не понимали. Хотя Виктор Александрович иногда с улыбкой ей кивал, будто понимая что она говорит. Никогда не видел его таким любезным с кем-либо.