Здесь они с большим удовлетворением отметили, что летчики превосходно справляются со своими обязанностями в трудных зимних условиях, задания выполняют без малейших происшествий. Соколова особенно обрадовал лестный отзыв командира базы о работе пилотов.
— Мне кажется, — заявил он Баскакову после проверки, — что даже самые молодые летчики прекрасно овладели техникой полетов в сложных условиях. Следующая задача — научить их сражаться и бить врага. А все говорит о том, что вскоре мы приступим и к таким занятиям…
Возвращались в Карловку, довольные своими подчиненными, их дисциплиной и подготовкой. Известие об отправке на фронт вызвало большую радость у всех воинов полка.
На месте их уже ждал приказ о перебазировании в Кутно. В приказе говорилось также, что 3-я авиационная дивизия поступает в распоряжение командования Войска Польского. Это означало, что период организации и обучения окончен и летные части вводятся в бой.
В конце первой декады февраля погода улучшилась. Температура не опускалась ниже семи градусов мороза. Преобладала частичная облачность, но нижняя ее граница проходила на высоте 1300 метров. Видимость хорошая, на трассах осадков не ожидалось.
Полеты обещали быть успешными. После более чем недельного перерыва доставки самолетов на фронт возобновились. На этот раз из Рогани взяли старт все три эскадрильи. Вел их капитан Бородаевский. Эскадрильи собрались над аэродромом и группами взяли курс на запад.
Сразу же за Миргородом видимость значительно ухудшилась. Начался снегопад. Вдобавок разбушевалась гроза. Первой в нее попала эскадрилья Бородаевского. Через шум и треск разрядов пилоты услыхали в наушниках голос Василия:
— Курс без изменений! Скорость триста пятьдесят, высота четыреста! Увеличить интервалы между звеньями и самолетами!
Остальные командиры эскадрилий приняли другое решение. Капитан Марков, который летел со своими ребятами за эскадрильей Бородаевского, приказал эскадрилье разделиться на две части. Тем, кто глубоко вошел в снежную метель, он рекомендовал продолжать полет. Остальным приказал возвращаться.
Первая эскадрилья на этот раз летела в конце группы и вообще не вошла в полосу вьюги. Грудзелишвили приказал возвращаться всем. Эскадрилья приземлилась на аэродроме в Миргороде.
Самым трудным полет был, конечно, у третьей эскадрильи. Она попала в центр вьюги. Пилоты должны были пробиваться через нее в одиночку, полагаясь на собственные силы. Летчикам пришлось нелегко. Несмотря на низкую температуру, они буквально обливались потом. Но все успешно приземлились в Прилуках. Только позже, во время вечерней беседы, они дали волю своей давнишней и оправданной неприязни к этому невезучему аэродрому. Прилуки получили название «преддверие ада».
Во второй половине февраля погода капризничала еще больше. Снежные метели сменялись морозами, а спустя несколько дней уступали место оттепели.
— Не подписал ли Гитлер пакт со всеми силами ада? — ворчали летчики. — Постоянно нам что-то мешает и осложняет задачу.
— Таким образом, до весны придется играть в конвоиров, — жаловался Скибина.
— Не тревожься, Славек, — утешал его Костя, который успел привязаться к молодому летчику. — Я уже не раз говорил тебе, что фашистов для тебя наверняка еще хватит.
— А если не хватит, что тогда?
— Когда почувствуем, что начинает не хватать, то во время первого боевого вылета я уступлю тебе первого же встретившегося противника.
— Даешь слово?
— Даю!
— Вот это настоящий друг! — Скибина многозначительно подмигнул и сильно хлопнул Еремина ладонью по спине.
Не успел он, однако, отскочить в сторону, как правая рука Кости со звонким хлопком опустилась на его плечо.
— Да, рефлекс у тебя правильный, — констатировал Славек, потирая больное место.
— Не зря же я летчик-истребитель и вдобавок командир звена, — отрезал Еремин.
Друзья рассмеялись.
ДОРОГА В ПОЛЬШУ
Подполковник Соколов машинально вертел в руках карандаш, постукивал им по поверхности письменного стола. Баскаков и Волков сидели на стульях, уставившись взглядом в пол. Какое-то время царила тишина. Первым очнулся Соколов, не выдержав затянувшейся тишины.
— Что вы сидите, как на поминках? Язык, что ли, отнялся? Ведь меня еще в гроб не кладут, — попытался он шуткой развеять гнетущее настроение.
— Перестань шутить! — буркнул Баскаков.