Александр почувствовал, как пот стекает за воротник, струится по спине и щекочет между лопатками. Он выровнял машину и начал набирать высоту.
Пономарев ждал наверху, готовый в случае неудачи товарища атаковать немца. Он описывал небольшие круги и наблюдал за обстановкой. Его охватила тревога, когда он заметил, что его друг оказался из-за невнимательности в невыгодном положении. Но он не окликнул его по радио, боясь, как бы тот не сделал какого-нибудь ненужного движения, которое могло только усугубить дело. Да и теперь, когда опасность уже миновала, он ничего не сказал ему, не хотел омрачать упреками его радости по поводу одержанной победы в воздушном бою. Ведомый присоединился к ведущему, и они, изменив курс, полетели вниз по течению реки. Над Зеехаузеном они повернули на 90 градусов, направляясь в сторону Берлина.
На аэродром возвращались в отличном настроении, радостные и возбужденные. Особенно доволен был Красуцкий. И ничего удивительного, ведь в течение одного дня он одержал две победы в воздушном бою! Сбил два неприятельских самолета и благодаря этому вошел в число ведущих боевых летчиков полка.
Линию фронта пересекли в районе Ратенова и, снова изменив курс, направились прямо на Ейхштадт, Вдруг Пономарев забеспокоился, почувствовав, что в кабине становится жарко. Взглянул на приборную доску. Мотор нагрелся выше допустимой нормы…
— Саша! У меня мотор перегрелся! Садимся на ближайшем аэродроме!
— Понял! — коротко ответил Красуцкий.
С удвоенным вниманием начали искать аэродром и наконец увидели его справа по борту, чуть в стороне от курса. Пономарев сделал вираж, его примеру последовал ведомый. Это был большой аэродром с прекрасной бетонной взлетной полосой, видной издалека. Он был расположен в окрестностях Шпандау.
Аккуратно посадили самолеты на взлетную дорожку, называемую в обиходе бетонкой.
— Да, бетон — это не пастбище, — с удовлетворением заметил Пономарев.
На аэродроме стояла подозрительная тишина. Он словно вымер, и это показалось странным летчикам.
«Неужели мы опять захватили немецкий аэродром? — вспомнил Александр недавний случай. — Нет, не может быть. Мы же перелетели линию фронта…»
Тут он увидел несколько самолетов с красными звездами, стоящих невдалеке от взлетной дорожки, и успокоился. Они направили машины в ту сторону, но на полпути их догнал на газике советский офицер. Он размахивал руками, показывая на восток и вверх:
— Немедленно взлетайте! Освободите взлетную полосу! Взлетайте, говорят вам!
— Не можем! — отрицательно покачал головой Пономарев. — У меня повреждена машина.
Они свернули с взлетной полосы. Миша выскочил из кабины и внимательно осмотрел мотор. Обнаружил несколько небольших пробоин. Радиатор оказался пустым. Александр подогнал цистерну с водой. Пока заливали воду в радиатор, летчики узнали причину такой нервозной обстановки на аэродроме. Оказалось, что после капитуляции Берлина значительная группа немецких солдат, главным образом из частей СС, сумела вырваться из города. Это был разный сброд, пытавшийся прорваться через линию фронта на запад. Известие об этом было неожиданным, а аэродром охранялся лишь небольшими силами обслуживающего персонала. Обстановка вскоре прояснилась. Гитлеровцы наткнулись по пути на советскую танковую часть и были разбиты. Однако боевая тревога на аэродроме не была отменена.
— Ремонтировать радиатор здесь не будем, — решил Пономарев. — Пробоина небольшая, вода вся не вытечет. Долетим до своих, и там наши механики залатают дырки.
Александр кивнул головой. Спустя несколько минут они приземлились на аэродроме в Ейхштадте.
Миша передал самолет в заботливые руки механиков, а затем явился к командиру полка. Майор Полушкин находился на командном пункте, откуда руководил полетами.
— Товарищ майор, задание выполнено! Переправа обнаружена. Во время разведки сбиты два самолета противника. У моей машины пробит радиатор, пришлось произвести вынужденную посадку… — Пономарев умолк, чтобы перевести дыхание, и закончил явно не по уставу: — А Красуцкий — замечательный летчик. Он заслуживает поощрения — за двух фрицев!
Полушкин обнял летчика: