Летчики с удовольствием подставляли свои лица теплым лучам майского солнца. В воздухе стояла тишина, изредка откуда-то издалека доносились эхо артиллерийских дуэлей, треск пулеметных и автоматных очередей и одиночные винтовочные выстрелы — последние аккорды военной симфонии. Подразделение наземной обороны аэродрома продолжало вылавливать блуждающие в окрестных лесах разрозненные группы или отдельных гитлеровцев. Грязные, оборванные, заросшие и изнуренные, они теперь представляли собой жалкую карикатуру на некогда кичливых сверхчеловеков, завоевателей и покорителей огромных территорий Европы. Теперь их вид вызывал скорее презрение, чем ненависть. Перепуганные, с выражением собачьей покорности в глазах, неуверенные в своей дальнейшей судьбе, они молча, опустив голову, шагали под конвоем к сборным пунктам военнопленных.
Разумеется, попадались среди них и такие, которые радовались, что война для них закончилась, что исчезла угроза смерти. Они пережили эту страшную войну и остались живы, а плен ведь не будет длиться вечно… Однако и эти старались не проявлять своей радости.
Появление немецких пленных в расположении полка вызывало оживленные комментарии и дискуссии летчиков.
— Я бы не стал с ними церемониться, а без всякого суда поставил бы всех к стенке… — медленно цедя слова, с нескрываемой ненавистью в голосе заявил пожилой сержант-механик.
— Нельзя. Конвенция запрещает. Это же пленные.
— Это бандиты, а не пленные! — упорствовал тот. — А что они с нашими вытворяли? Плевать они хотели на эту твою конвенцию! Сколько наших уморили голодом, уничтожили в лагерях! Мой брат в самом начале войны попал в плен и пропал без вести.
— Это же делали фашисты, гестаповцы, эсэсовцы!
— Для меня они все одинаковы! Откуда ты знаешь, а может, и среди них, — показал он на проходящую мимо группу пленных, — скрываются гестаповцы. Откуда ты знаешь, кто из них орудовал у нас в сорок первом, сорок втором, сорок третьем… Теперь ни один из них добровольно не признается и не расскажет о себе. А тогда они считали себя властелинами жизни и смерти, могли безнаказанно творить что хотели, и даже получали за это повышение по службе и боевые награды!
— А я бы отправил их всех на самые тяжелые работы. Минировали наши поля и города — пусть разминируют. Разрушили Сталинград, Курск, Орел и многие другие города — пусть восстановят, — излагал свою точку зрения молодой лейтенант Журбенко.
— Всех в плен все равно не возьмешь. Значит, часть немцев придется отпустить. Главное, чтобы освободили самых честных и порядочных…
— А как ты узнаешь? Ведь на лбу ни у кого не написано, хороший он или плохой.
— У всех эсэсовцев вытатуирован под мышкой особый знак, — включился в разговор внимательно прислушивающийся к разговору майор Волков. — По этому знаку их можно легко отличить. Эсэсовцы, гестаповцы, офицеры будут прежде всего изолированы от всех остальных. Военные преступники предстанут перед судом и получат заслуженное наказание, а международных преступников будет судить международный суд из представителей объединенных наций. Простых солдат придется, очевидно, распустить по домам…
— А если среди них скрываются военные преступники?
— Не беспокойся, никуда они не денутся. Сообщники же их и выдадут. Конечно, может, не всех разыщем. Ну что поделаешь. Нельзя допустить, чтобы из-за одного виновного гибли сотни невиновных.
— Распустим их по домам, а они начнут готовиться к войне…
— Вряд ли. Постараемся искоренить фашизм и дать возможность возродиться в Германии прогрессивным, демократическим силам.
— А есть ли они вообще там?
— Когда-то в Германии было сильное рабочее движение, но Гитлер его разгромил. Были настоящие коммунисты, например Эрнст Тельман. Фашисты бросили их в лагеря и тюрьмы. Мы откроем двери этих тюрем и выпустим заключенных на свободу.
Дискуссия была в самом разгаре, когда со стороны командного пункта появился связной.
— Тревога! Боевая готовность номер один! Через минуту старт!
Летчики разбежались, словно потревоженная стайка воробьев, в которую кто-то неожиданно бросил камень. Быстро залезали в кабины своих машин, пристегивали ремни, включали радиосвязь с руководителем полетов. Ожидая приказа стартовать, думали о последних словах майора Волкова.
Вскоре стало известно, что советские войска вышли к Эльбе и 25 апреля встретились с частями 1-й американской армии. Противник уже не оказывал организованного сопротивления.