Глава 6 - Песнь
За полтора месяца до основных событий Север. Здесь, где снега не сходят ни зимой ни летом, где солнце даёт больше холода чем тепла, а чтобы добыть немного воды надо прорубать лёд на замерших реках, здесь, где властвует его величество Холод, не так то просто сохранять чистоту души и разума. Суровая земля рождает суровых людей - это знает каждый, но здесь, в землях Кании, лежащих на самой дальней границе Солатийской Империи, люди не водились. Слишком слабые, слишком хлипкие для подобного климата, они не решались селиться здесь, оставив задворки своей империи другому народу, подчинённому власти Митаора. Альвам. Тем немногим из этого дикого, варварского народа, избравшим путь просвещения и цивилизации, привносимой на остриях имперских клинков. Альвы были немногочисленны, а земли, выделенные им, не позволяли их народу размножиться до хоть сколько-нибудь внушительного количества. Несколько деревень на самой границе старых лесов. Не больше. И вот в одной из этих деревень, не самой большой, но и не самой маленькой из всех, стоял одинокий дом, размерами чуть превышавший те, что окружали его со всех сторон. А над входом у него красовалась покачивающаяся от порывов ветра табличка, гласившая, что сие место носит название: «Волосатое Ухо». Один из самых посещаемых среди альвов трактиров. - И там, где сталь расправит крылья... Перо с еле слышным скрипом бежит по плотному пергаменту, оставляя за собой вязь коротеньких, но всё-таки разборчивых букв солатийского языка. Сколько же лет пришлось положить на то, чтобы выучить эти проклятые, высраные самими Богами закорючки... Много, наверное. - Там, где песнь клинка затмит собой биенье сердца... Закорючки-то он, хоть и с огромным трудом, выучил, но от дурацкой привычки, проговаривать каждое из написанных слов, Далавэн так и не избавился, хотя честно пытался. Были даже времена, когда он нанимал специального человека, лупившего его по башке за каждую такую «проговорку». Не помогло. Перо бежит по пергаменту, оставляя за собой тонкий чернильный след, а слова срываются с губ альва помимо его собственной воли. - Где солнца свет встречается с мраком тьмы, где кровь со смертью... проклятье... смертью. Кровь со смертью... со смертью кровь... кровь и смерть... а чтоб тебя! Перо летит в один конец комнаты, скомканный пергамент в другой. Писать строки Песни считалось одним из самых почётных занятий среди альвов, а вместе с этим одним из самых изощрённых удовольствий. То чувство, что охватывает тебя в тот миг, когда муза вдохновения прикасается к твоей душе, то мгновенье, когда ты слышишь её шёпот, когда твоё сердце бьётся в так движениям пера. Ах. Неописуемо. Неописуемо и крайне херово, потому как муза - на редкость непостоянная шлюха. Правда, размышлять над этим долго не пришлось. Скрип - ни разу за всё невероятно долгое время существования - петель и резкий, сбивающий с ног (Далавэну повезло, что он сидел) аромат медвежьего жира возвестили о появлении гостя. Оторвав взгляд от мерно подрагивающего пламени свечи, Далавэн взглянул на новоявленного альва, нерешительно застывшего на пороге. Ростом чуть выше человека, серебристые волосы, спадающие чуть ниже плеч, все слиплись от растаявшего снега и... да, это определённо медвежье сало. Лицо, по меркам людей, идеально правильное и идеально красивое. Голубоватые глаза, заострённые уши (левое оборванно укусом то ли зверя, то ли разгорячённой бабой). Будь на месте Далавэна кто-нибудь из этих имперских чурбанов, он бы определённо поразился красоте и утончённости альва. Но в них не было ничего необычного. Любой представить их народа, как и сам Далавэн, обладал точно таким набором качеств: от идеальной кожи, до внеземной красоты и утончённости, создававших в глазах врагов весьма обманчивый образ слабой жертвы. Только вот за внешней красотой скрывалась совсем другая, мало кому из людей знакомая, натура. Литэор - так звали мужчину, явившегося этой ночью в комнату, занятую Далавэном - был одет как охотник. Куртка и штаны из оленьей кожи. Прочные сапоги, обитые медвежьим мехом, и пояс со стальной пряжкой. Лук, выглядывающий из-за его спины, конечно, видал и лучшие дни, но в целом выглядел весьма прилично. Как и колчан полный острых стрел с железными наконечниками. - Смею заметить, что ты хер, Далавэн, - сказал Литэор, снимая лук с колчаном. - Самый херовый из всех херов, что сотворили Боги. - Правильно говорить «пэнис», - сказал Далавэн, назидательно подняв палец. - «Пэнис»? - на лице Литэора отразилось вполне искреннее удивление. - Это ещё что? - Хер по-солатийски. - Опять ты за своё, - вздохнул Литэор, бросив сначала лук, а затем и колчан к стене, туда, где стояла плохонькая кровать. - Мало мы тебя били тогда. - Это кто кого бил ещё, - всё таким же тихим, ровным голосом ответил Далавэн. Он уже не смотрел на гостя, а сосредоточился на том, чтобы отыскать в недрах стола ещё хоть один чистый лист пергамента. Появление Литэора, конечно же, не вызвало нового приступа неудержимого вдохновения, благодаря которому Далавэн смог бы продолжить сочинение Песни, но были и другие вещи достойные того, чтобы перенести их на бумагу. Мольба о помощи, например. - Что с лесами? - спросил Далавэн, обнаружив наконец лист и новое перо. - Плохо, - коротко ответил Литэор, усаживаясь на кровать, рядом со своим оружием. - Пять шарлингов не вернулись. Это за вчера. В общей сложности, за последние дни пропали то ли тридцать, то ли сорок охот