сленны, а земли, выделенные им, не позволяли их народу размножиться до хоть сколько-нибудь внушительного количества. Несколько деревень на самой границе старых лесов. Не больше. И вот в одной из этих деревень, не самой большой, но и не самой маленькой из всех, стоял одинокий дом, размерами чуть превышавший те, что окружали его со всех сторон. А над входом у него красовалась покачивающаяся от порывов ветра табличка, гласившая, что сие место носит название: «Волосатое Ухо». Один из самых посещаемых среди альвов трактиров. - И там, где сталь расправит крылья... Перо с еле слышным скрипом бежит по плотному пергаменту, оставляя за собой вязь коротеньких, но всё-таки разборчивых букв солатийского языка. Сколько же лет пришлось положить на то, чтобы выучить эти проклятые, высраные самими Богами закорючки... Много, наверное. - Там, где песнь клинка затмит собой биенье сердца... Закорючки-то он, хоть и с огромным трудом, выучил, но от дурацкой привычки, проговаривать каждое из написанных слов, Далавэн так и не избавился, хотя честно пытался. Были даже времена, когда он нанимал специального человека, лупившего его по башке за каждую такую «проговорку». Не помогло. Перо бежит по пергаменту, оставляя за собой тонкий чернильный след, а слова срываются с губ альва помимо его собственной воли. - Где солнца свет встречается с мраком тьмы, где кровь со смертью... проклятье... смертью. Кровь со смертью... со смертью кровь... кровь и смерть... а чтоб тебя! Перо летит в один конец комнаты, скомканный пергамент в другой. Писать строки Песни считалось одним из самых почётных занятий среди альвов, а вместе с этим одним из самых изощрённых удовольствий. То чувство, что охватывает тебя в тот миг, когда муза вдохновения прикасается к твоей душе, то мгновенье, когда ты слышишь её шёпот, когда твоё сердце бьётся в так движениям пера. Ах. Неописуемо. Неописуемо и крайне херово, потому как муза - на редкость непостоянная шлюха. Правда, размышлять над этим долго не пришлось. Скрип - ни разу за всё невероятно долгое время существования - петель и резкий, сбивающий с ног (Далавэну повезло, что он сидел) аромат медвежьего жира возвестили о появлении гостя. Оторвав взгляд от мерно подрагивающего пламени свечи, Далавэн взглянул на новоявленного альва, нерешительно застывшего на пороге. Ростом чуть выше человека, серебристые волосы, спадающие чуть ниже плеч, все слиплись от растаявшего снега и... да, это определённо медвежье сало. Лицо, по меркам людей, идеально правильное и идеально красивое. Голубоватые глаза, заострённые уши (левое оборванно укусом то ли зверя, то ли разгорячённой бабой). Будь на месте Далавэна кто-нибудь из этих имперских чурбанов, он бы определённо поразился красоте и утончённости альва. Но в них не было ничего необычного. Любой представить их народа, как и сам Далавэн, обладал точно таким набором качеств: от идеальной кожи, до внеземной красоты и утончённости, создававших в глазах врагов весьма обманчивый образ слабой жертвы. Только вот за внешней красотой скрывалась совсем другая, мало кому из людей знакомая, натура. Литэор - так звали мужчину, явившегося этой ночью в комнату, занятую Далавэном - был одет как охотник. Куртка и штаны из оленьей кожи. Прочные сапоги, обитые медвежьим мехом, и пояс со стальной пряжкой. Лук, выглядывающий из-за его спины, конечно, видал и лучшие дни, но в целом выглядел весьма прилично. Как и колчан полный острых стрел с железными наконечниками. - Смею заметить, что ты хер, Далавэн, - сказал Литэор, снимая лук с колчаном. - Самый херовый из всех херов, что сотворили Боги. - Правильно говорить «пэнис», - сказал Далавэн, назидательно подняв палец. - «Пэнис»? - на лице Литэора отразилось вполне искреннее удивление. - Это ещё что? - Хер по-солатийски. - Опять ты за своё, - вздохнул Литэор, бросив сначала лук, а затем и колчан к стене, туда, где стояла плохонькая кровать. - Мало мы тебя били тогда. - Это кто кого бил ещё, - всё таким же тихим, ровным голосом ответил Далавэн. Он уже не смотрел на гостя, а сосредоточился на том, чтобы отыскать в недрах стола ещё хоть один чистый лист пергамента. Появление Литэора, конечно же, не вызвало нового приступа неудержимого вдохновения, благодаря которому Далавэн смог бы продолжить сочинение Песни, но были и другие вещи достойные того, чтобы перенести их на бумагу. Мольба о помощи, например. - Что с лесами? - спросил Далавэн, обнаружив наконец лист и новое перо. - Плохо, - коротко ответил Литэор, усаживаясь на кровать, рядом со своим оружием. - Пять шарлингов не вернулись. Это за вчера. В общей сложности, за последние дни пропали то ли тридцать, то ли сорок охотников. В лесах что-то твориться, Далавэн. Плохо. Действительно плохо. Мысли одна мрачнее другой посещали голову Далавэна, пока он смотрел на пустой лист пергамента, лежащий перед ним. Шарлинги... охотники. Охотники, мать их! Надо приучать себя говорить правильно. Так вот, если охотники пропадают по четыре десятка в неделю, это может значит две вещи. Либо они там целыми стаями собираются, чтобы побухать вдали от баб и их бесконечной трескотни, либо... либо. Вторую мысль, даже вот так, в голове, озвучивать не хотелось. По большей части потому, что она была единственной возможной. Пьянствовать охотники действительно любили и, бывало, пропадали по сотне рыл на целый месяц, но сейчас был не тот случай. Имперцы ещё не подвезли своего вина, а то, что у них было, уж давно подошло к концу. Значит у таинственного исчезновения шарлинг... мать твою. У таинственного исчезновения охотников есть только одна причина. Голая, прыгающая по деревьям причина. Дикие. - В лесах видели кого? - спросил Далавэн, с удивлением заметив, что пока его мозг совершал титаническую работу переваривая полученную информацию, руки зажили своей жизнью, и на чистом, свежем листке пергамента красовался отвратительно выполненный рисунок какой-то бабы с непропорционально большими титьками. Улыбнувшись своему художеству, Далавэн перевернул лист и начал торопливо составлять послание. - Никого не видели, но иногда были следы. Ты знаешь какие. Далавэн знал. Отрубленные уши, носы, члены - этого всегда хватало в тех местах, где дикие выходили на свою, понятную только им одним охоту. Безумные ублюдки. Буквы вновь ложились на пергамент под скрип пера. Но теперь это были не слова Песни, но слова послания имперскому командору. Человеку, взявшему на себя обязанность защищать альвов, лишь совсем недавно присоединившихся к Солатийской Империи от их диких собратьев. Литэор, тем временем, уже изрядно заскучав, вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону, чем изрядно нервировал Далавэна, которому сейчас имперское письмо давалось с просто невиданным трудом, так что за передвижениями этого мелкого тукалина он следить не мог. А стоило бы. Литэор, неслышной тенью, зашёл за спину Далавэна и стал, нисколько не стесняясь, зачитывать то, что тот уже успел написать, в слух. Правда, по-солатийски он читал довольно таки отвратительно, но пробелы в знаниях с лихвой компенсировались богатой фантазией: - Приветствую тебя, лорд-обосранные-штаны Борил, от лица моего народа! Желаю тебе и каждому из твоих людей... так, что это за слово? А, да! Желаю тебе сдохнуть в ближайшей канаве и лелею надежду на то, что труп твой будет пожран твоими же собаками, которые так же сдохнут от того, что мясо твоё, о лорд-обосранные-штаны, настолько гнилое и тухлое, что... Далавэн, никогда не славившийся особым терпением к подобным «шуточкам», медленно отложил перо, закрыл чернильницу и перевёл взгляд на стоящего позади него Литэора. - Ты что-то часто об обосранных штанах в последнее время говорить стал. Проблемы, что ли, какие? Так ты скажи. Я шить умею, - тихо, с явной угрозой в голосе прошептал Далавэн. - Шить? - нервно сглотнув, переспросил Литэор. - Шить, - кивнул Далавэн. - Задницу тебе зашью. Но ты не переживай, потеря не большая будет. Дерьмо-то у тебя, судя по всему, только изо рта лезет. - А вот это грубо было. - Грубо было, такого барана как ты на свет рождать, - выдохнул Далавэн, унимая бушующую ярость и стараясь настроиться на тон, который позволит ему написать нормальное, вежливое обращение к имперцам. Всё-таки от того, ответят они или нет, зависело довольно многое. Жизнь самого Далавэна, например. - Вали нахер отсюда. - На-пээ-э-э-энис, - поправил его Литэор, прежде чем стремительно ретироваться из комнатки, попутно увернувшись от полетевшей в него чернильницы. Несколько минут потребовалось Далавэну на то, чтобы прийти в себя после визита этого бесноватого обормота. Сейчас он, как никогда, жалел о том, что когда-то связался с этим придурочным Литэором... но если посмотреть с другой стороны, кто ещё? Литэор на фоне остальных альвов выглядел ещё этим... как их там люди зовут... сафаримом? Тьфу. Сложное слово. Глупое. Как и весь род человеческий. Но без людей, точнее без их хвалёных легионов им, настоящим альвам, не выстоять против бесчисленных орд диких, голозадых ублюдков, с каждым годом выходящих всё дальше из лесов. Такое случалось чаще и чаще, а противопоставить увеличивающемуся давлению со стороны диких, альвы не могли ничего. Вот прямо совершенно ничего. Пшик. Если дикие прямо сейчас вылезут из лесов и начнут резать-убивать, то альвы смогут выставить против них