отню обученных лучников и пару сотен не очень обученных. Вот и всё. А что эти три сотни смогут против десятков тысяч голозадых ублюдков, которые к тому же знают магические штучки-дрючки? Да нихера не они смогут! Вот поэтому то и нужно было следить за тем, как ведут себя дикие. Нужно было предугадывать их нападения, чтобы вовремя извещать имперцев о том, что вот-вот грянет буря. Ведь, кроме имперцев, никто и не защитит их. Никто. Вообще. Недописанное послание всё ещё лежало на столе ровно перед Далавэном, а свеча уже почти догорела. Только сейчас альв понял, что швырнул в Литэора чернильницей, а не сапогом, как собирался. Проклятье. Чем писать то теперь? А хотя... и так поймёт. Борил не из дураков, вроде бы. Осталось только доставить письмецо к нему. Доставить... хм. Схватив письмо со стола, Далавэн поднялся и торопливо вышел из комнаты. Быстро дойдя до главной залы трактирчика, стоявшей сейчас в знатном запустении: всего два посетителя, один из которых и вовсе Литэор; Далавэн подошёл к хмурой, тощей как смерть, подавальщице. Та, разумеется, тоже была альвийкой - люди вообще редко забредали в такую даль от своих тёплых городов. Внешне, она чем-то напоминала лесную нимфу из старых сказок. Красивая, хоть и истощённая, пластичная, тёмные волосы легко спадают до плеч, а серые глаза отражаются серебром. Только улыбки на прекрасном лице не хватало, чтобы любой увидевший девушку мужчина, тут же влюбился в неё с первого взгляда. - Шо те надо? - нахмурилась подавальщица, и Далавэн понял, почему та не улыбалась. Общую картину её прекрасного личика просто убийственно дополняли гнилые, как совесть самого Далавэна, зубы. - Голуби у вас есть? - спросил Далавэн, припомнивший, что во многих деревнях трактирщики держали у себя почтовых голубей, с помощью которых можно было поддерживать связь с соседям и с имперцами. - Есть, - кивнула девушка, - тебе как? - Что «как»? - Как сготовить, дурень? Жарить иль варить? - Чего?.. Тьфу, чтоб тебя! Письмо доставить мне надо! Имперцам! - Аааа... - без всякого понимания во взгляде кивнула подавальщица. - Ага, - кивнул Далавэн. - Доставите или нет? - Не, - помотала та головой, - голубей нет. Всех сожрали, остались только те, которых наловили недавно. Ох как же захотелось Далавэну выразить всю глубину чувств, испытанных в этот момент, но, как это ни странно, именно сейчас, на вершине ярости и раздражения, он почувствовал, что муза вновь коснулась его души. Он вновь готов писать Песнь. Неужели его вдохновение рождают идиоты? Как забавно и любопытно. Но в любом случае, прежде чем садиться за перо, надо разобраться с посланием... Взгляд Далавэна стремительно пробежался по трактиру. Разумеется, ничего нового он здесь не заметил: те же обшарпанные столы, те же поломанные скамейки, та же гнилозубая подавальщица. Ничего нового. Но был кое-кто, на кого Далавэн взглянул по новому. Литэор. - Дружище, - расплывшись в лживой улыбке, протянул Далавэн, усаживаясь за столик, рядом с ожесточённо хлещущим вино «другом». - Нет, - сразу заявил тот, поставив на стол опустевшую кружку. - Ни за что. - Я даже сказать ничего не успел, - пробормотал разом помрачневший Далавэн. - Мне улыбочки твоей хватило, великий Зашиватель Задов. Что бы ты там не предлагал - я не согласен. - Плачу серебром. Несколько секунд между двумя альвами царило напряжённое молчание, а затем Литэор, расплывшись в подхалимской улыбке, протянул: - Дружище... - Надо доставить письмецо Борилу, в Форт. - Чтоб ты сдох, - сказал Литэор, сохраняя на лице ту же подобострастную улыбочку. - Сдохну, конечно. И ты сдохнешь, если письмецо не попадёт к имперцам. Ты же сам видел, что дикие творят. А ведь это только начало. Скоро они не только в лесах буянить будут, но и на пороге у нас. Думаешь сколько дней пройдёт, прежде чем дома гореть начнут? А? Не дури. - Я бы и сам парочку домов пожёг... - задумчиво пробормотал Литэор, - Турнана, например. Сраный ублюдок. Ладно. Сколько платишь? - Десять. - Ха. Ха. Ха. Я за десять серебряных даже коня найти не смогу, а ты мне тут говоришь в форт тащиться. - Ладно-ладно, - выставил вперёд ладони Далавэн, - добавлю к десяти монетам твою жизнь. Так более привлекательно? - Ты мне угрожать, что ли, вздумал? - нахмурился Литэор, и Далавэн увидел, как тот положил руку на рукоять кинжала. - Не я, дубина ты гнилая. Дикие. Ты чем слушал вообще? Они скоро нас всех тут на ветках перевешают, да члены по отрезают! - Да чего ты так с этими голозадыми носишься? Ну придушат они пару идиотов и что? Тебе то какой прок с того, что имперцы тут опять шастать будут? Человечек давно не трахал, что ли? Оставь это дерьмо Старшим. Это - их проблемы. Нам о другом думать надо. - В том-то и дело, - вздохнул Далавэн, - что Старшие такие же тупые, как и ты. Они чесаться начнут, только когда дикие с них кожу сдирать будут заживо. - Ну я бы не стал всё представлять в столь негативных оттенках... - Берёшься ты или нет, мать твою?! - Тридцать монет и доставлю я твоё сраное письмо. - Пятнадцать. - Двадцать. - Хер с тобой, - письмо легло на стол, придавленное солидной стопкой монет, а Далавэн, встав, вновь отправился наверх, чтобы не упустить столь мимолётное вдохновение и докончить начатую ещё несколько дней назад Песнь. О своей жизни он позаботился. Имперцы придут и встанут стеной щитов и мечей между его народом и дикими альвами, а больше ему сейчас и не требовалось. Пускай воюют, пускай убивают друг друга, а его же ждут перо и чернила. *** За месяц до основных событий Перо переломилось прямо в руках. Это и вывело Далавэна из того странного оцепенения, в которое ты погружаешься, когда больше не владеешь своими руками, когда мысли, лишь зародившись в глубине разума, сразу же обретают форму и плоть в виде символов на жёстком пергаменте. Песнь рождалась где-то в глубине души. Она срывалась с его пальцев, чтобы коснувшись реального мира, разгореться настоящим пламенем эмоций, чувств и сомнений. Перечитывая только что написанные строчки, Далавэн почувствовал, как по щеке катиться одинокая слеза. Слова были прекрасны. В них была душа. Его душа. Но... как же они пугали. Песни для его народа были отражением божественного присутствия в душах альвов. Каждый из жителей Кании (а может даже и дикие) мог создать строки Песни, каждый мог творить её и стать одним из тысяч голосов, звучащих в темноте. Каждый мог вплести своё слово. Но Песнь никогда не была такой... такой тёмной. Такой мрачной и пугающей. Читая неровные строчки, Далавэн ощущал не привычную радость и тепло, но холод и давящую пустоту. Что-то грядёт. Песнь отражает суть мира. Она изменилась. - Будь оно всё неладно, - выдохнул Далавэн, взяв со стола кипу исписанных листов. Каким бы идиотом не был их Старший, но он то в этом поймёт побольше чем сам Далавэн. Слишком долго он засиделся в этом трактире, надо ехать домой. Да и Литэора по дороге вполне реально будет встретить. Срок как раз подходит, чтобы вернуться из форта вместе с парой сотен имперских легионеров. За три недели до основных событий У Далавэна не было лошади и путешествовать ему приходилось полагаясь лишь на силу своих ног. Именно поэтому для него путь из одной альвской деревни в другую занял не пару дней, а целую неделю, включавшую в себя восхитительные ночёвки в ямках, которые Далавэну приходилось выкапывать прямо в снегу, попытки разжечь костёр на промёрзшей земле и ещё очень много «приятных» вещей, о которых он даже вспоминать не хотел. Но дорога была позади, и он вернулся... ну это место он мог назвать домом, хоть и с натяжкой. Всё-таки Далавэн большую часть жизни провёл в разъездах между деревнями и людским фортом, служившим оплотом местной стабильности и безопасности. Но здесь, в этой деревне, у него был свой домишка, оставшийся от отца, сгинувшего в лесах лет тридцать назад. Но Далавэн скорее воспринимал его не как родной дом, а как дом, где можно ночевать и не платить за это. Удобно. Так он думал, до того как оказался около покосившейся двери родимых угодий. Дом, за время проведённое Далавэном в путешествиях, превратился в какой-то тихий ужас. Хотя нет, не тихий. Громкий. Громкий в основном из-за тех криков, которыми альв осыпал своё полуразвалившееся имущество, в порыве гнева окончательно доломав дверь и выбив несколько окон. А будь у него факел, Далавэн, вне всяких сомнений, и сжёг бы клятую халупу прямо тут. Но факела не было. Так что пришлось идти в ближайший трактир, где сидело штук пятнадцать, ожесточённо спорящих о чём-то альвов. Первым желанием было миновать эту толпу и, захватив что-нибудь пожрать, снять отдельную комнатку. Далавэн знал, что такое количество альвов в одном месте обычно приводило либо к каким-то дурацким планам, либо к оргиям, либо к казни того, кто попадётся под руку. И если оргия хоть как-то отвечала на его скромные запросы, то остальное... нет, не стоит. Тем более, что его пока никто не заметил, и можно ретироваться. Да так собственно Далавэн и поступил. Заплатив хмурому трактирщику несколько монет, он схватил предложенную булку хлеба с куском солонины, да ступил было на лестницу, ведущую ко второму этажу, где и стояли комнаты. Там можно было отдохнуть с дороги, ещё раз перечитать написанную Песнь и как следует подумать над её смыслом. Хороший план. Очень хороший. Но рассыпался он ровно в тот момент, ког