- Пусть служит, - шепчет он, едва разлепляя обледеневшие губы, а на лице Литэора проявляются тёмно-синие узоры, сплетающиеся в один единый рисунок.
<i>Спустя несколько часов</i>
Далавэн был последним из разведчиков, вернувшимся обратно к каравану, и именно его отчёт Антанар ждал больше других. Ведь этому нерадивому сказителю было доверено проверить путь вперёд, их главный и единственный путь из той задницы, в которой они оказались по вине взбунтовавшихся диких альвов.
- Почему так долго? - вместо приветствия спросил Антанар, отмечая про себя, что Далавэн выглядел ещё более измученным, чем обычно. Его как будто телегой переехали.
- Нашёл имперцев, - скривившись, ответил тот, - тех самых, кого посылали из форта нам в помощь.
- И? - спросил Старший, уже догадывавшийся о том, каким будет ответ. Но надежда, весьма упорная и упрямая женщина, всё никак не желала уходить.
- Мертвы, - устало покачал головой Далавэн. - Все до одного. Дикие перебили их всех... но люди без боя не сдавались. Почти у каждого второго меч покрыт кровью. Вряд ли кровью людей.
- Хоть кто-то начал давать диким отпор, - вздохнул Антанар, прекрасно понимавший, насколько призрачной была подобная радость. Особенно на фоне того, что в свете последних событий в конце путешествия их могла ждать не надёжная защита имперских стен, а разорённый, захваченный дикими форт. - Кроме людей никого не увидел? - спросил он после секундной паузы.
Далавэн отрицательно покачал головой. В лагере он не нашёл никого, кроме мёртвых легионеров.
*** <i><b>Месяц до смерти Валерта</b></i>
Пламя в камине горело ровно и ясно. Треск, медленно пожираемых огнём поленьев, был одной из не многих вещей, всё ещё державших Борила в этом проклятом, промёрзшем до самого основания мире. Сейчас, сидя в своём «кабинете», если так конечно можно было назвать ледяную берлогу, выделенную ему, Борил предавался любимому своему занятию. Он думал о том, как докатился до жизни такой.
Начиналось всё вроде бы хорошо. Знатная семья потомственных генералов имперской армии. Каждый из их мужчин, и отец Борила не исключение, занимали важные посты в легионе и показывали себя только с лучшей стороны. Так гласили труды семейных историков, и оснований не верить им Борил не видел.
Да и сам он с самых ранних лет отличался цепким умом, помноженным на недюжие силу и смекалку - идеальные качества для будущего солдата, развитые в последствии умелыми учителями, прибывавшими по просьбе отца Борила из самого Митаора - столицы. Хорошее обучение, а вместе с ним бесконечное желание проявить себя и показать достойным славы великих предков, сотворили из Борила настоящий эталон имперского офицера.
Только вот начал он свою службу, в отличие от других знатных юношей, с самой низшей ступени. Под слёзы матери и проклятья отца Борил записался в третий легион обычным солдатом, ведомый какой-то дурацкой то ли гордостью, то ли благородством, которые сейчас Борил мог назвать исключительно дуростью.
Но он был молод, а каждый молодой человек совершает ошибки, из которых в последствии и складывается столь ценимый в людях «жизненный опыт». Последнего у Борила хватало с лихвой. Три года службы легионером, где потом и кровью (особенно потом: ни один атлет за всю жизнь не перетаскает столько тяжестей, сколько выпадает на долю простого легионера) Борил пытался что-то там доказать себе и другим. Три года, после которых и произошло его первое, но далеко не последнее, продвижение по карьерной лестнице.
В последствии именно жизнь обыкновенного солдата казалась Борилу самым лёгким из испытаний, приготовленных судьбой. Но в тот момент, несомненно, он был невероятно счастлив тому, что удастся проявить таланты не только физические, но и умственные. Их у Борила, кстати говоря, было куда больше, и именно благодаря им он, словно стрела пущенная из лука, понёсся вперёд, получая одну должность за другой.
Тогда в армейских кругах шептались о восходящей звезде, о новом гении тактики и стратегии, которому суждено вознести величие Солатийской Империи на ранее недостижимые высоты... они, наверное, и подкосили Борила. Люди ждали от него всё больших и больших успехов, а он, совсем ещё молодой, если подумать, не поспевал за тем, что ему пророчили. Брался за слишком многое разом, распылял внимание, забывал о том, что солдат, как и художник, должен учиться всегда и везде. Слишком рано он начал почивать на лаврах своих побед (немногочисленных, честно говоря, побед).
Годы шли своим чередом, а продвижение по службе шло со всё большим скрипом. Каждая новая должность казалась уже не маленькой ступенькой, а настоящей горой, высокой, опасной, недостижимой... особенно без труда. А Борил в те годы и не думал о том, чтобы прикладывать хоть сколько-нибудь стоящие усилия к подобному делу.